«Это тебе не игрушка. В куклы играй».
Что ж ее папочка ей ни одной не подарил? Подумал зло и в то же время опять тянущее чувство в области груди появилось. Мне казалось, что у маленьких девочек непременно должны быть куклы. Что ж ты, Аня, ни разу денег не попросила раз так хреново вам было, что ребенку куклу купить не могла? Как ты вообще жила все эти годы? Какого черта у меня тогда не взяла?
Алкоголь еще весь не выветрился, а я в офис помчался сломя голову. Альберт позвонил, что досье на Аню полностью собрано. Каждый шаг законспектирован. Уже у меня на электронке лежит. Мысленно я был готов увидеть что угодно. Мысленно я уже нашел с дюжину ее любовников, перечисленных в досье, и всех подвесил за яйца. Я даже придумал как каждого из них зовут. Чертов маньяк. У меня всегда от нее мозги плавились и думать трезво я никогда не мог.
В офисе меня встретила секретарша с чашкой двойного эспрессо. Я на ходу взял кофе, поздоровался и прошел к себе в кабинет. Нет, не читать деловые письма, не просматривать новые контракты, а дрожащими руками вскрыть файл и жадно вычитывать каждую строчку. По мере того, как читал ни черта понять не мог. Все эти пять лет на одной работе. Никаких хахалей. Никаких романов. Или это кто-то отредактировал? Прочел о том, что мать ее умерла год назад. Я ее помнил. Нравилась она мне. Мы сразу поладили. Я ее в машине по городу катал, когда теща сказала, что из-за больных ног на улицу несколько лет не выходила. На кресло денег нет, а на костылях ей уже не спуститься и Анечка слишком хрупкая, чтоб на себе тащить. Мы ее с соседом на стуле из квартиры вынесли, вниз спустили и я давай по городу носится. Она не боится, смеется. Я тогда впервые видел, как человек искренне радуется чему-то совершенно обыденному, чему-то, что у всех есть как само собой разумеющееся. Просто с ней было, легко. Как в гости приду, она чай поставит и блинами угощает. Я никогда не знал такого. У нас кухарка, еда ресторанная, меню заграничное. А я к теще на блины. Это пока к Ане мотался. Потом к себе ее забрал, обещал, что матери квартиру купим рядышком, когда дочка родится…Наврал получается. И тут же сбросил это едкое чувство вины. Ничего я не виноват. Если б ее дочь рога мне наставила, то я бы слово свое сдержал. Нет моей вины ни перед кем. Я как умел любил ее, я ради нее на все был готов. Счастье свое только в ней и видел.
Но вот эта Аня с досье, с той, что мне изменяла с алкашом деревенским как-то вместе не сходились. Я несколько раз перечитал файл, пролистал вдоль и поперек. Позвонил Альберту чтобы убедиться, что там всего хватает. Спросил кто инфу собирал. Тот сказал, что несколько человек задействовал и ничего не пропустили. Даже к врачам ее лечащим сходили и с карточки выписки сделали.
А потом вспомнил, как мать мне позвонила пока я в командировке с отцом был. Позвонила, что она в городе и что ей со мной поговорить надо. И с того момента и начался обратный отсчет от счастливого Гоши Шумного до Егора Шумакова, который стал совсем другим человеком. Мне вдруг показалось, что где-то вот там между приездом матери и моим последним разговором с Аней, что-то не срастается. Что-то там не так в этом месте. Я после того, как результат анализа увидел на мать глаза поднять, так и не смог. Я ощутил, как во мне поднимается чувство ненависти. Именно к ней. За то, что влезла. За то, что вообще пошла делать какие-то анализы, посмела мою семью развалить.