Когда в полдень многие тысячи военнопленных устремляются на большой армейский плац, чтобы отыскать табличку с начальными буквами своей фамилии, это напоминает огромный муравейник.

Неужели я должен еще два дня торчать здесь?

Кто их знает, что еще взбредет им в голову и какие глупые задания они могут нам поручить?!

Когда служащий, сидящий под табличкой с буквой «Б», называет мою фамилию, я расписываюсь в получении свидетельства об освобождении из плена.

Во всяком случае, теперь свидетельство у меня на руках.

Во всяком случае, я могу сказать, что ничего не знал. Слишком сильно обрадовался из-за возвращения на родину, невнимательно слушал во время собрания антифашистов…

А пока мы направляемся к воротам и выходим из лагеря.

Я больше не военнопленный!

Я не знаю, не воскресенье ли сегодня. Но у меня на душе праздник.

Теперь нас доставляют в лагерь для гражданских лиц в Гроненфельде.

Там тоже нары, но уже раздельно по зонам.

Когда нужно выбрать человека, который раздаст походные пайки, ребята из нашего вагона называют мою фамилию.

У меня нет абсолютно никаких оснований опасаться, что мои товарищи намнут мне бока или выбросят из поезда!

Пусть эти антифашисты трусливо ждут, пока их товарищи уедут, прежде чем наберутся мужества вернуться домой.

Когда я ложусь на нары, чтобы немного отдохнуть на соломенном тюфяке, посыльный говорит, что я должен зайти в актив.

— Передай им, что у меня болит живот! Я не могу прийти!

Один из знакомых парней из Иванова с озабоченным видом спрашивает меня, как надо заполнять анкету СЕПГ.

— Ты вообще ничего не должен! — говорю я ему. — СЕПГ — это партия, в которую ты можешь вступать, а можешь и не вступать. И если ты хочешь заполнить их анкету, то это твое добровольное дело, любезность с твоей стороны. Они не могут тебя заставить!

Другой знакомый никак не может понять:

— Ты еще не заполнил свою анкету? Ты же был даже членом Центрального антифашистского актива. Разве ты не собираешься вступать в СЕПГ?

— Видишь ли, — говорю я и не могу удержаться от покровительственно-снисходительного тона, — сначала я съезжу домой. Ты тоже можешь присоединиться к коммунистической партии дома, когда приедешь в Крефельд (в Рейн-Вестфалии, к западу от Рейна. — Ред.). Сегодня вечером это действительно не горит!

Нам сообщают, что мы можем послать домой телеграмму! Послать мне телеграмму или нет?

Нет, лучше не посылать!

Кто знает, сколько еще пройдет времени, пока я приеду домой. Вот когда я закрою дома дверь изнутри, только тогда поверю, что я действительно вернулся домой, а до тех пор нет!

Ведь они более трех лет не знали, вернусь ли я вообще домой и когда именно. А уж эти несколько дней они наверняка выдержат.

А мы в поезде и тем более выдержим. Повсюду нам выдают двойные походные пайки. В Гроненфельде, в Эрфурте, в Хайлигенштадте.

Но когда возле одного из товарных поездов мы видим кучу сахарной свеклы, сотни бывших военнопленных из нашего эшелона набрасываются на нее. Хотя у всех имеется достаточно хлеба, масла и колбасы. Но по старой привычке они набрасываются на все, что можно есть.