Но когда мы рождались, то были глупы и несмышлены. Сейчас мы возрождаемся заново. Мы годами находились перед вратами жизни. Мы ждали своего часа. Смерть не забрала нас. Жизнь едва теплилась в нас. Как горение пламени в прикрученном фитильке керосиновой лампы.

Но вот мы вновь возрождаемся к жизни.

Между тем у нас имеется тысяча поводов, чтобы задуматься.

Человек, томящийся в неволе, мыслит не так, как свободный человек. Мысли, если они еще возникают, подвергаются более жесткому контролю.

Мы годами находились под давлением.

И вот теперь станет ясно, что же мы представляем собой. Жизнь дает нам еще один шанс.

В 8-м лагере у забора из колючей проволоки стоят несколько пленных. Среди них есть и такие, фамилии которых политотдел вычеркнул из списка отправляемых на родину в самый последний момент. У них у всех одинаковый усталый вид. Единственным утешением для них является тот факт, что, по крайней мере, другие уезжают домой, что снова начались отправки на родину. Но это слабое утешение сквозь горькие слезы. Поэтому они и машут нам вслед.

Машут нам и русские, которые стоят у шлагбаума на перроне. А вот вдали показался лесной массив, в котором я однажды чуть было не заблудился, когда решил совершить пешую прогулку.

Вот собор с пятью куполами луковичной формы и наклонившимся шаром на верхушке одного из куполов.

В конце концов этот крупный город, в котором мне знакомы все улицы, медленно исчезает в дымке и клубах дыма.

Там, позади большого кирпичного здания, находятся бараки для колхозников. Вокруг раскинулись обширные поля. Только этот прямоугольник возвышается здесь, как камень преткновения. Там тоже есть небольшой лагерь, в котором я часто бывал.

В колхозных лагерях наших пленных кормили еще хуже, чем в остальных лагерях.

Да и сами колхозники, которые работали здесь, тоже постоянно голодали. Председатель колхоза утверждал, что они сами виноваты в этом, потому что плохо работают.

Но и скотина тоже никуда не годилась. Весной коров поднимали с пола коровника с помощью лебедки и вывозили на пастбище на телеге.

И что хорошего в таком социализме для жителей России? В последние годы я постоянно задавал себе этот вопрос.

Теперь снаружи уже не на что было смотреть. Одни только голые поля, на которых лежит снег.

Я ложусь на свои угловые нары и пытаюсь успокоиться.

Я еду домой. В этом нет больше никаких сомнений.

К сожалению, осталось слишком мало настоящих стойких большевиков! Так говорил товарищ лейтенант Михайлов, когда смущенно одергивал свою гимнастерку и, качая головой, добавлял:

— Жалко, что Чехова уже нет в живых!

Антон Чехов был известным русским сатириком, жившим до революции 1905 года.

На переутомленном лице капитана Белорова я видел то же самое, что можно было прочесть на бледных лицах многих представителей советской элиты: «Мы не справимся в одиночку!»

Но ведь страна остается. Эти обширные леса. Поля, разбросанные по холмам, как застывшие волны прилива. Серые деревянные избы. Березы. Скворечники.

И люди тоже остаются. Во всяком случае, пока. Такие доброжелательные и готовые помочь. Такие вспыльчивые и непредсказуемые.