— Как же так, почему я должен поехать? — говорю я Прюмке, вместе с которым занимаюсь проверкой писем. Значит, что-то на самом деле происходит.

— Если Конрад еще не разговаривал с тобой, то тогда считай, что я ничего тебе не говорил! — идет на попятную добросовестный Прюмке.

Однако вскоре таинственный список возвращается из политотдела.

— Ты поедешь с нами в Иваново! — говорит мне Конрад. — Пока еще точно не известно, на каком посту тебя задействуют в Иванове. Возможно, выпуск центральной стенгазеты. Твои вещи в порядке?

Я шесть долгих недель голодал, недосыпал, чтобы комиссия признала меня нетрудоспособным. И вот теперь, когда меня комиссовали и я готов к отправке на родину, какое-то злорадно ухмыляющееся чудище хватает меня: «Нет, голубчик, у нас другие планы насчет тебя!»

И при этом я даже не курсант.

Курсанты, которых обманули с отправкой на родину, ропщут и ворчат, когда распространяется слух, что я, не курсант, должен поехать с элитным активом в Иваново.

— Разве это правильно, что мы, принявшие присягу курсанты, отправляемся в лес на лесоповал, а какого-то жеребца с кухни привлекают к политической работе?

— Никаких дискуссий! — ставит их на место Конрад.

— Я сам удивлен, Конрад! — говорю я ему, впервые называя его по имени. И это дается мне нелегко.

И не потому, что он влиятельный человек, к которому многие набиваются в друзья, фамильярно называя его Конрадом. Это дается мне тяжело потому, что он честный человек, который стоит на неверной стороне, а я не могу сказать ему об этом.

— Я прекрасно понимаю, почему курсанты относятся ко мне с недоверием!

— К чему это? — говорит Конрад. — Тот, кого мы берем с собой в Центральный антифашистский актив в Иваново, сто раз проверен, в том числе и политотделом. Можешь об этом не беспокоиться!

— Тогда все хорошо!

Но может быть, это все-таки какая-нибудь хитроумная ловушка. Хотя я не такая уж и важная птица, чтобы так изощряться. И что теперь?

— Сегодня мы еще раз устроим себе день миллионеров! — говорю я Герману, своему приятелю по работе на кухне. — Где у нас жареная картошка? Запеченные мозги еще остались?

Какой же идиотизм, целых шесть недель я напрасно мучил себя голодом!

— Сегодня я принес тебе что-то особенное! — говорю я Бернду, который влачит жалкое существование в госпитальной зоне. — Вот тебе пара хороших кожаных ботинок. У меня есть вторая пара. Вот сорочка, кальсоны, портянки. А вот здесь хлеб. Ну а теперь нам пора прощаться. Не вешай носа, старина!

Мне очень жаль Бернда. Теперь уж никто не принесет ему хлеба.

— Да, я уезжаю вместе с активом в Иваново, — сообщаю я знакомому офицеру из Мёрса.

У него никак не укладывается в голове, что я вот так вдруг оказался в активе. Он всегда считал меня порядочным человеком.

— Вот товарищ фрау Ларсен вполне разумная женщина, с ней можно разговаривать как с дамой, но остальные просто идиоты! — сказал он мне как-то раз.

— Да, я уезжаю с ними в Иваново. И если мы позднее увидимся в Мёрсе…

— Я даже не знаю! — говорит офицер.

— Увидимся, увидимся! — уверенно говорю я. — «Отдельно маршируют…»