И снова удивился про себя Журлов, как улыбка преображает некоторых, и снова сердцем почуял: свой этот парень, можно будет на него положиться.

Свешников сад находился в версте от поселка. Это был старый помещичий сад, последние годы без хозяина и ухода приходивший в полное запустение. За садом находился заросший пруд. Мостки — это остатки купальни. Место заброшенное, по поселковым понятиям — дурное. Сюда даже ребятишки за рыбою да за кислицею из сада ходили с неохотою. Галанский же пришел сюда ранее обусловленного времени. Солнце еще не всходило. Дорогу, сад, водную гладь пруда плотно укутывал сырой предутренний туман. С собою Герка прихватил из дому удочки, садок и хлеба, чтобы оправдать цель своего сюда прихода: вдруг все-таки принесет нелегкая кого не надо. Не доходя до мостков, он спустился к берегу.

Затаился под густой, макающей ветви в воду ветлой. Сделал себе подстилку из сухого прошлогоднего тростника и чутко стал вслушиваться в туман, ожидая услышать знакомые голоса. Тягостно и тревожно было у него на душе.

Когда же и каким образом он, Герка Галанский, по кличке Гимназист, затесался, казалось бы, в совершенно чуждую ему компанию, стал равноправным членом одной из самых опасных в губернии бандгрупп?

Последний год Герка наладился проводить вечера в поселковом «клубе», каковым стал, по существу, буфет на железнодорожной станции. Начинал буфетчик свою ежедневную работу с десяти вечера и продолжал до четырех утра. За это время станция пропускала три пассажирских поезда. В буфете качали пиво, продавали воблу, вареные яйца. В зале буфета стояли с десяток столиков, и всю ночь напролет не было за ними ни одного свободного места. Это ночное заведение стало настолько популярным, что гости сюда приезжали на лошадях и из соседних деревень. Самогонку, продукт властями строго запрещенный, привозили с собой. Пили сами, продавали стаканами и четвертями усть-лиманским завсегдатаям и пассажирам поездов. Шум, гам, у стойки длинная очередь. Пиво качалось медленно, посуды не хватало: стоит один, а берет на целую свадьбу. Да ведь никто и не спешил: ночь долга. А что делать в глухом поселке скучными непогожими вечерами? Ни электричества во многих домах, ни свечей, ни керосина. Буфет на станции сбил с панталыку не одного хорошего парня, развалил не одну хорошую семью. Страстились люди к немудреной радости застольного общения. У кого денег хватало всего на одну кружку, сосал ее, родимую, с долгими передыхами, чтобы как-то оправдать смысл своего пребывания в обществе. Искал глазами, у кого бы еще занять на кружечку, и жадно слушал разговоры за жизнь веселую, что велись за столиками слева и справа.

Был этот ночной «клуб» настоящей малиной для Царя ночи и блатной его братии. Здесь они пропивали добычу, отсюда, столковавшись предварительно с покупателем, выходили ненадолго под тусклый фонарь в станционный садик и «толкали бочата, прохоря и колеса» и всякую иную носильную вещь. За сходную цену шли даже драгоценности. За каждую бандит рисковал шкурой, а умненький мужичок из деревни за четверть мутной самогонки мог схапать и золотое кольцо с бриллиантом.