— Здравствуй, Герман, — из всех поздоровался только с ним одним за руку Козобродов. — Рад, что и ты сегодня с нами.
Улыбка под черной подковой усов одобрительная, а глаза будто иглами колют Геркину душу. Поддергивая кверху повод, осаживая прыть конька, Козобродов продолжал, обращаясь к Галанскому:
— Братанам известно, куда и зачем, хочу, чтобы и ты знал. Едем мы, парень, на хуторок к Серафиму, божьему человечку; должок за ним. Ба-альшой должок! Инда в семь душ христианских! — Царь ночи совсем сомкнул к переносью разлетные брови. — Продал, Иуда! Всех оптом продал, зараз и за одну цену. Дело, значит, это, я так думаю, будет, значит, недолгим. Но святое ж дело! Так аль не так?! Святое ж дело — должок получить!
Внутри у Герки похолодело.
— А для тебя, Герман, — продолжал дырявить его взглядом Козобродов, — очень полезно будет в святом деле поучаствовать. Но-о!!
И атаман, вытянув нагайкой коня, пустил его галопом.
До хутора Серафима от места встречи оказалось рукой подать. Из густого леса кони вынесли четверых на веселую, поросшую по пояс травой и цветами поляну. Дом лесника, пятистенок, приземистый, под тесовою крышею и с резными ставнями, неширокий двор, огород позади двора — все это было огорожено от скотины слегами, пущенными в три ряда. Это препятствие шедший впереди Козобродов перемахнул по-гусарски, не сбавляя коню хода, и картинно осадил его у самого крыльца. Примеру атамана пытался последовать Химичев-младший, но едва не вывалился из седла.
Все трое спешились. А на крыльце перед Федором уже стоял сам хозяин. По внешности был этот Серафим очень схожим с графом Толстым Львом Николаевичем, учению которого пытался следовать в жизни. Он был обряжен в холщовую рубаху навыпуск, такие же, как у графа, у него были лаптастая борода, высокий лоб с залысинами, кустистые брови, сутулина и большие, покорно опущенные к земле, тяжелые крестьянские руки. Химичевы пошли во двор, а Герка остался за оградой, подвязывая к слеге лошадей. Он делал это и неумело и сознательно мешкая, надеясь и моля судьбу оградить его от всего того, что должно было произойти. Козобродов разговаривал со стариком, не сходя с коня и не повышая голоса, не делая никаких угрожающих жестов. «Господи! — коснулась Геркиного сердца надежда, — авось пронесет! Авось все обойдется, авось не такой понял нынешние слова атамана насчет оплаты долга!» Вот старик спокойно сошел с крыльца, поддержал под уздцы атаманову лошадь, пока тот спешивался, затем развернул ее мордой в Геркину сторону и, крепко хлопнув ладонью по крупу, направил трусцой к коновязи. Когда конек подбежал, Герка поймал его за повод и также начал вязать к слеге. Когда же Герка закончил свое занятие и обернулся: старик уже лежал на земле лицом вниз, раскинув руки, а над ним, наступив ногой ему на крестец и наведя на него дуло обреза, стоял Яков. Как все это, в какой миг произошло? А Козобродов уже зовет Герку к себе, велит достать наган и идти за ним в избу.
В избе навстречу им троим, держащим оружие в руках мужикам, поднялась с лавки, где сидела, и стала пятиться задом, пока не наткнулась на стол, страшно напуганная их видом молодая красивая женщина.