После минутного молчания Чащин спросил:

— Где вы так хорошо научились говорить по-русски?

— В соседях у нас жил русский. Мой дед и отец дружили с ним. Они научились у него, а я от них.

Это объяснение растопило последний ледок недоверия к Ферсану. Чащин предложил ему папиросу, но тот отказался.

— Не курю, — виновато улыбнулся он. — С детства не приняла душа дыма. Так и не стал курить.

Чащин встал и подошел к Ферсану. Тот тоже поднялся.

— А вы бы не смогли указать нам, где сейчас скрывается банда Хустовца?

— Коль вы плохо знаете Верховину, мне будет трудно объяснить вам, — после минутного раздумья, просто, по-деловому, ответил тот. — Свора Стефана обосновалась в верховьях Теребли, у Вишковского перевала. Окажись я в тех местах, было бы куда яснее, но…

— Что же вам мешает? — вступил в разговор Винокуров.

Ферсан замолчал. Ладонью потер небритую щеку и опустил глаза. Наступило неловкое молчание.

— Может, вы боитесь Коломейского? — тихо спросил майор. — Так его группа на усадьбе обезврежена!

Ферсан недоверчиво посмотрел на Винокурова: «А не врешь?!»

— Вы знаете его почерк? — продолжал майор, увидев проявившийся интерес Ферсана.

— Почерк, скажу так, узнаю, — осторожно заметил он. — Правда, я сейчас без окуляров, очи не дюже доглядають… А правда, що щербатый того… лишен свободы?

— Конечно, правда, — подтвердил Чащин, умолчав о смерти Коломейского. — Посмотрите на эту бумажку и вы поймете, что обмана тут нет никакого, — он показал записку, вынутую Пивнем из пояса Коломейского.

— Кажется, писано рукой рябого, — проговорил Ферсан. — Но куда он засылал Дрына?

— К Хустовцу, — ответил Винокуров. — Ну, так как, с нами или домой?

— Я бы всем сердцем с вами, да жинку не хотелось бы тревожить…

Александр Лукич обнял Ферсана за плечи и дружески проговорил:

— Жена, конечно, вас простит за небольшую отлучку с нами. Но вы человек неглупый и должны понимать, что в таком нейтральном положении вы долго не продержитесь. Все равно к какому-то берегу нужно приставать. Вы уже помогли нам, задержав Дрына, и тем самым первый шаг сделали, чтобы порвать с прошлым. Теперь должны решиться на второй шаг: помочь уничтожить всю банду. Вы нам необходимы именно сегодня, завтра ваша помощь уже будет не нужна. Хустовец сменит место стоянки, и нам придется искать к нему нового проводника. Пройдут недели, а может, месяцы. Сколько за это время прольется крови…

Ферсан почесал небритый подбородок, помедлил и вдруг яростно хлопнул шляпой о стол:

— Эх, была не была! Поеду с вами. Правильно. Надо держаться одного берега… Но как мы подступим к ним, коль пароля не ведаем?

— Об этом поговорим в пути, — обрадованно сказал Винокуров. — А сейчас скажите, кого из бандитов вы знаете в лицо?

— Коли разделить всех их на местных и пришлых, то до первых подлежат: Козьма Ковун, Василь Зубан, Трофим Нагнибеда и Микола Деркач. Их я знаю самолично. А Станислав Осадчий, Дрын, Пробейголова и Тарантул, он же Иван Жупан, из пришлых. Эти, за вычетом Дрына, мне мало знакомы. За два-три дня до того, как я ушел из куреня, там появилось ще трое пришлых. Один из них первым делом проверил у боевиков сброю. Придрался к Тарантулу и Ковуну: карабины ихние заржавели. Потом разобрал пулемет для ремонта. Остальные вместе с Удодом и Нестроевиком заступили землю у входа ковырять. Мне показалось, что они делают клумбу, я и говорю Самойле: «Кажись, у вас скоро цветы будут, это хорошо, потому как воздух станет чище». А он с ухмылкой отвечает: «Да, будут и ягодки. А коли без шуток, так тут будут заложены мины. Чуешь?» Я доподлинно не знаю, заложили их али нет, так как вскорости ушел по своему делу.