Краем уха я слышу скрип покрышек притормозившего автомобиля, не обращаю на него внимания, сосредоточенная на другом раздражителе. Недавно скошенная трава шуршит под уверенными шагами, срезанные головки сорняковых цветов разлетаются в стороны. Кожаные черные мужские ботинки останавливаются в считанных сантиметрах от трепыхающегося комка. Задрав голову, я смотрю в темные линзы солнечных очков, скрывающих глаза незнакомца. Он коротко кивает мне, безмолвно поощряя, поддерживая, уголки губ приподнимаются в невесомой улыбке. Я уверенно сжимаю пальцы, и ботинки медленно удаляются, снова рычит мотор, скрипят покрышки.

Мое сердце на мгновение останавливается точно так же, как много лет назад остановилось сердце крошечного раненого животного. Я не убивала его в прямом смысле слова. У новорожденного котенка была объеденная лапа, и он истекал кровью. Собака или кто-то другой до меня обрек его на мучительную смерть. Я проявила милосердие, избавив от мучений, хотя, наверное, должна была попытаться помочь или позвать кого-то из взрослых.

Почему я поступила иначе?

Почему я вспоминаю об этом сейчас?

Могла ли мама видеть, что я сделала…

Если спрошу, она не ответит.

Каждый из нас хранит внутри темные пятна, которые хочется стереть, но они никогда не станут белыми, как бы мы ни старались.

Открыв глаза, я снова смотрю на газон миссис Блум. Где-то там, под пожухшей листвой, почва давно переработала и превратила останки котенка в удобрение. Если бы я была суеверной, то решила бы, что тогда мне был дан знак, сигнал свыше. На следующий день после этого неприятного инцидента мы с Руби поехали в наше с ней последнее путешествие, из которого вернулась только я.

Миссис Блум была единственной, кто проявлял ко мне участие все эти годы. Мэри и ее толстый добродушный пес Сэм. Может быть, это он покусал, но не добил несчастного котенка. Я сделала это за него. С трудом оторвав взгляд от места «преступления», с тоской на сердце замечаю закрытые ставнями окна и баннер «Продается», растянутый на фасадной стене. Дом миссис Блум кажется таким же обветшалым и забытым, как чертов газон.

– Вы с Сэмом тоже меня бросили, – с горечью говорю я и сама пугаюсь своего скрипучего сорванного голоса. – Может быть, вы и правы. Я все это заслужила.

Я не вздрагиваю, когда слышу шаги за спиной. Уверенные, твердые, пугающе-знакомые. Осколки беспомощно трещат под подошвами дорогих ботинок. По комнате плывет запах сигарет, лосьона после бритья, холодного ветра и осеннего дождя. Он дышит размеренно, спокойно прямо за моей спиной. Ладони в черных кожаных перчатках ложатся на мои ссутулившиеся плечи. Я не сжимаюсь, не кричу, не плачу, не зову на помощь.

У меня нет на это сил. И больше некого звать. Слишком устала сражаться, убегать, скрываться и выживать.

Я даже хотела, чтобы Оливер Кейн пришел.

– Шерри, – шепчет он, ткнувшись носом в мой затылок и глубоко вдыхая запах моей боли. Вряд ли сейчас я источаю сладкие ароматы ванили, меда и шоколада, но ему плевать. Возможно, Оливер единственный мужчина, которому действительно плевать, как я выгляжу и чем пахну.