Не было больше сил сдерживаться. Каждую минуту бороться с самим собой, чтобы не поехать к ней, не сидеть под ее окнами в ожидании чуда. Не сходить с ума от боли и гнева и не лезть на стену от осознания, что она принадлежит теперь другому.

И она хотела. Я же видел. Я каждый этот ее взгляд знал, когда она возбуждена была. Когда ко мне хотела. Может, Дэн прав был, и Регина жалела, что ребенка моего тогда не родила.

Сердце колотилось как бешеное, когда к ее двери подошел. Постучал, шаги услышал. Открыла, и я пропал. Все, предохранители сгорели. Была только она и губы ее красные.

Сделал шаг, и она впустила. Ладошку к груди прижала и смотрела так, что у меня в горле пересохло от жажды по ней. И я алчно желал, чтобы она снова моей была. Снова хотел иметь право целовать ее, когда захочу. Быть с ней рядом. Успокоиться наконец и не тосковать так по ней. Ведьма. Настоящая ведьма. Так к себе привязала, что никакой силой не оторвать. Помадой своей красной, бесячей!..

Протянул руку и с непередаваемым удовольствием стер эту помаду с ее губ. Красный след отпечатался на щеке, оставаясь на моей ладони. И я не сдержался. Не мог сказать, что люблю. До сих пор люблю, дико, одержимо, только ее. Люблю и ненавижу за то, что ручным меня сделала. Что на коленях готов умолять быть со мной. Прошлась своими шпильками по самолюбию, всю гордость в землю втоптала.

– Ненавижу тебя, – прошептал я.

– Сильно? – ее уже не просто трясло, а лихорадило.

– Хотелось бы меньше…

Это было даже не признание в любви. Я расписался в собственном бессилии перед моей девочкой.

И она потянулась за моей рукой. Заплаканная, с размазанной помадой по лицу, растрепанная. Не хотел ее целовать. И нежностей не хотел. Хотел наказать, дать понять, насколько мне больно. И не смог. Утонул в голубых глазах и с гортанным стоном впился в ее губы, такие мягкие и желанные. Она дернулась, застонала и тут же мою шею руками обвила, прижимаясь всем телом. И на поцелуй ответила. Голова закружилась, член до боли налился, а я все никак не мог оторваться от ее губ.

Стянул с нее пальто, отбрасывая в сторону, а Регина к моему потянулась. Дрожащими руками расстегнула пуговицу, ни на секунду не прекращая поцелуя, сдернула с меня верхнюю одежду и снова обняла, прижавшись всем телом. Целовал ее как сумасшедший, жестко, требовательно. И руки мне не подчинялись, самовольно шаря по ее телу. Сжал маленькую грудь в ладони, слыша, как она застонала мне в губы.

Регина легко прикусила меня за губу, оттягивая ее, и в глаза посмотрела с вызовом. Вцепилась ладошками в ворот моей рубашки и тяжело дышала.

– Провоцируешь? – прошипел ей в губы, вспоминая нашу игру.

– Да…

– Накажу… – пообещал я, сдерживаясь, чтобы тут же не разорвать на ней всю одежду и не вбиться до упора.

– Да-а-а… – простонала она и пошатнулась.

Упасть не дал. Подхватил за талию, задрал подол ее платья, просунул руку под резинку трусиков, коснулся клитора и втянул воздух носом, чтобы там же не кончить.

Она была насквозь мокрая. Легко нажал на чувствительную точку, размазывая влагу, вошел в нее двумя пальцами, и она затряслась, а ее тело выгнуло в судорогах оргазма. Регина цеплялась за мои плечи, хватая ртом воздух, пока ее мышцы сокращались вокруг моих пальцев.