Всё это звучало мало ободряюще, но мы продолжали стоять на своем... и получили в подарок на дорогу экземпляр библии. Вообще, все эксперты, посещавшие плот, давали самые неутешительные отзывы. Нам сулили, что первый же шторм или ураган смоет нас за борт и разобьет вдребезги наше открытое низенькое суденышко, беспомощно дрейфующее в океане. При малейшем волнении нас промочит насквозь, морская вода разъест кожу ног и испортит всё, что лежит на палубе. Подводя итоги всему тому, что каждый эксперт в отдельности считал роковым недостатком конструкции нашего плота, мы приходили к выводу, что не было того конца или узла, той пропорции или того кусочка дерева, которые не угрожали бы стать причиной нашей гибели в открытом море. Заключались высокие пари по поводу того, сколько дней протянет наш плот, а один легкомысленный военно-морской атташе обязался полностью обеспечить всех членов экипажа виски до конца жизни, если только они доберутся живыми до какого-нибудь из островов Океании.

Но хуже всего было, когда в гавань пришло норвежское судно и мы привели на плот шкипера вместе с несколькими опытными морскими волками. Мы с волнением ожидали отзыва практиков. Велико же было наше разочарование, когда мы услышали единодушное заключение, что на таком неуклюжем суденышке парус никогда не сможет дать надлежащий эффект; шкипер заявил, что если мы даже и будем держаться на воде, то всё равно на то, чтобы пересечь океан с течением Гумбольдта, уйдет год, а то и два. Боцман только покачал головой, изучив наши узлы. По его мнению, можно было не опасаться затяжного путешествия: плот не выдержит и двух недель. К тому времени непрестанно качающиеся и трущиеся друг о друга брёвна перетрут все канаты до одного. Если мы не перейдем на стальной трос и цепи, то можем заранее заказывать себе панихиду.

Нелегко нам было переваривать все эти прогнозы. Достаточна было оправдаться хотя бы одному из них, и мы были бы обречены. Боюсь, что в те дни я не раз спрашивал сам себя — отдаем ли мы себе полный отчет в том, что собираемся сделать. Не будучи моряком, я не был в состоянии возразить что-либо против каждого довода, отдельно взятого. Но в моем распоряжении имелся козырь, на котором и основывалась вся наша затея. Ничто не могло меня заставить усомниться в том, что древняя культура Перу распространилась на острова Тихого океана в такое время, когда единственным судном на этом побережье был плот. А отсюда я заключал, что если у Кон-Тики в VI веке нашей эры бальзовое дерево не тонуло и узлы держали, то и мы можем рассчитывать на это, если только слепо скопируем древний образец. Бенгт и Герман досконально изучили мою теорию, и вся наша компания беззаботно веселилась в Лиме, предоставив экспертам переживать за нас. Только один раз Торстейн нерешительно спросил — уверен ли я, что течения работают бесперебойно. Это было после того, как мы побывали в кино и увидели Дороти Лэмур пляшущей в соломенной юбке среди пальм и туземных девушек на прекрасном тропическом острове.

— Вот куда бы попасть! — воскликнул Торстейн. — Берегись, если течение пойдет не так, как ты говоришь!