Мы знали, что в течение длительного срока весь наш мир будет ограничен рамками плота и что поэтому любая мелочь со временем может приобрести очень большое значение. Поэтому мы постарались создать на палубе возможно большее разнообразие. Бамбуковый настил закрывал плот не целиком, — он образовал пол только у передней стены хижины и вдоль ее правой, открытой стороны. За левой стеной было нечто вроде заднего двора, заставленного прочно принайтовленными ящиками и другим снаряжением, которые оставляли лишь узкий проход. В носовой и в кормовой частях брёвна основы остались непокрытыми. Таким образом, передвигаясь вокруг хижины, мы переходили с накрытого матами желтого бамбука на круглые серые брёвна на корме, затем проходили с другой стороны штабели ящиков. Это составляло в общей сложности не так уж много шагов, но психологически получалось некоторое разнообразие, отчасти вознаграждавшее нас за ограниченную возможность передвижения. Наконец, мы укрепили дощечку на верхушке мачты, — не столько для того, чтобы сажать туда впередсмотрящего, сколько для того, чтобы иметь возможность взглянуть на море под иным углом, чем с плота.

Когда плот уже начал обретать более или менее законченный вид, выделяясь среди окружающих военных судов желтизной бамбука и свежей зеленью банановых листьев, к нам явился с инспекцией сам министр военно-морского флота. Мы страшно гордились своим суденышком — этим своеобразным гостем из прошлого, посланцем инков, окруженным мощными элегантными военными кораблями. Но министра это зрелище потрясло до глубины души. Меня вызвали в канцелярию министерства, где предложили подписать документ, согласно которому военно-морское ведомство снимало с себя всякую ответственность за то, что было сооружено нами в его гавани; затем последовал вызов к капитану порта Кальяо, — там я расписался в том, что если выйду за пределы порта с людьми и грузом, то сам буду целиком отвечать за последствия этого рискованного предприятия.

Несколько времени спустя был открыт доступ на территорию мастерских для осмотра плота иностранными военно-морскими экспертами и дипломатами. Они тоже отнеслись к увиденному без особого оптимизма. Через два дня меня пригласили зайти к посланнику одной из великих держав.

— Ваши родители живы? — спросил он и, получив утвердительный ответ, взглянул на меня в упор и произнес глухим и зловещим голосом: — Ваш отец и ваша мать очень тяжело воспримут весть о вашей гибели.

Он посоветовал мне, как частное лицо, отказаться от путешествия, пока не поздно. Один адмирал, смотревший плот, сообщил ему, что экипаж обречен. Во-первых, плот имеет неправильные размеры: он настолько мал, что будет перевернут первой же большой волной, и в то же время достаточно велик, чтобы оказаться поднятым сразу на двух соседних гребнях — а это приведет к тому, что хрупкие брёвна не выдержат тяжести груза и переломятся. Но, что еще хуже, — крупнейший перуанский экспортер бальзового дерева заверил посланника, что пористые брёвна проплывут только четверть намеченного пути, после чего настолько пропитаются водой, что затонут вместе с нами.