Познания президента в английском превосходили мой запас испанских слов ровно вдвое, так что после взаимных приветствий и приглашения сесть мы исчерпали все наши языковые возможности. Конечно, можно многое объяснить с помощью знаков и жестов, однако невозможно одним языком жестов выразить желание получить разрешение на доступ в военно-морскую гавань Перу. Я понял только, что президент не понимает, что я говорю, и, очевидно, ему это было еще более ясно, потому что он вскоре исчез и вернулся с министром военно-воздушных сил. Генерал Ревередо был бравый мужчина спортивного вида в форме ВВС, с нашивкой в виде крылышек на груди. Он превосходно говорил по-английски с американским акцентом.

Я поспешил извиниться за недоразумение и уточнил, что прошу доступа не в аэропорт, а в морскую гавань. Генерал объяснил, смеясь, что пришел только в качестве переводчика. Моя теория была переведена президенту, который слушал с большим вниманием, время от времени задавая уточняющие вопросы. Под конец он заявил:

— Поскольку предполагается, что тихоокеанские острова были первоначально открыты из Перу, то эта экспедиция представляет интерес и для нашей страны. Если мы можем сделать что-нибудь для вас, — говорите.

Я попросил предоставить мне место для постройки плота на территории военно-морской базы, разрешить пользоваться мастерскими базы, выделить место для хранения наших стройматериалов и предоставить льготы для ввоза снаряжения, а также разрешить нам пользоваться сухим доком и помощью личного состава базы. Наконец, мне нужно было, чтобы какое-нибудь судно отбуксировало готовый плот в открытое море.

— О чем он просит? — спросил президент заинтересованно; я понял его даже без перевода.

— Пустяки, — ответил Ревередо коротко, и президент удовлетворенно кивнул в знак согласия.

В заключение нашей беседы Ревередо пообещал, что министр иностранных дел сегодня же получит личное предписание президента, а военно-морскому министру Нието будет разрешено оказать мне всю необходимую помощь.

— Боже храни вас всех, — засмеялся на прощанье генерал и покачал головой.

Вошел адъютант и сопроводил меня до поджидавшего охранника.

В этот день газеты Лимы писали о том, что из Перу отплывает на плоту норвежская экспедиция. Одновременно сообщалось об окончании работ шведо-финской научной экспедиции, которая изучала жизнь индейцев в джунглях бассейна Амазонки. Два члена этой экспедиции, писали газеты, поднялись на пироге вверх по реке до Перу и только что прибыли в Лиму. Один из них — Бенгт Даниельссон из Упсальского университета — собирался теперь изучать жизнь горных индейцев Перу.

Я вырезал эту заметку и сел писать Герману письмо по вопросам постройки плота, как вдруг кто-то постучал. Вошел высокий загорелый мужчина в тропическом костюме. Сняв белый шлем, он обнажил жидковатые рыжие волосы, — казалось, красное пламя пробежало от кончика его бороды через лицо до самой макушки. Хотя незнакомец и явился сюда из дебрей, было сразу видно, что его настоящее место — в читальном зале.

«Бенгт Даниельссон», — подумал я.