На следующий день Герман взял расчет на работе, и мы принялись за дело засучив рукава. Мне еще раньше сообщили из экспериментальной лаборатории военно-воздушных сил, что подобная экспедиция наилучшим образом подходит для испытания их снаряжения и что мне перешлют через «Клуб исследователей» всё, о чем бы я ни попросил. Таким образом, начало складывалось как нельзя лучше. Теперь первоочередной задачей было подобрать для нашего экипажа подходящую четверку добровольцев, а также обеспечить экспедицию провиантом.

Подбор людей требовал очень большого внимания, иначе мы рисковали, что уже после нескольких недель вынужденной изоляции на плоту начнутся ссоры и беспорядки. В то же время мне не хотелось составлять команду из моряков. Они вряд ли намного лучше нашего разбирались в навигации на плотах, зато никто не сможет сказать потом, что путешествие удалось только потому, что мы были лучшими моряками, чем древние перуанские плотоводцы. Вместе с тем, мы нуждались в человеке, который умел бы обращаться с секстантом и мог закартировать наш дрейф через океан, чтобы было на чем основывать все наши научные сообщения.

— У меня есть один знакомый художник, — рассказал я Герману. — Здоровенный детина, играет на гитаре и вообще весельчак. Окончил штурманское училище и совершил несколько кругосветных плаваний, прежде чем взяться за кисть и краски. Мы с ним друзья детства, не раз ходили вместе в поход в горы. Напишу — уверен, что он согласится.

— Что ж, это звучит не плохо, — заметил Герман, — но, кроме того, нам нужен еще человек, разбирающийся в радио.

— Радио?! — воскликнул я. — Какого чёрта мы будем делать с радио на доисторическом плоту?

— Ну, нет, не говори. Это просто мера безопасности, которая никак не повлияет на твою теорию, если мы не пошлем сигнал бедствия и не запросим помощи. Зато радио пригодится для посылки метеорологических и других сообщений. Нам же служба погоды всё равно ничего не сможет дать, — она не занимается этой частью океана. Да если бы мы даже и приняли предупреждение о шторме — какая от этого польза для плывущих на плоту?

Его аргументы совершенно подавили мои слабые протесты, которые, в конечном счете, были порождены отсутствием надлежащей привязанности к штепселям и контактам.

— Как ни странно, — сдался я, — но что касается радиосвязи на большие расстояния с помощью крошечных передатчиков, то у меня весьма обширные знакомства. Во время войны я сам очутился в радио-подразделении. Очевидно, по принципу правильного подбора кадров... Так я обязательно черкну пару строк Кнюту Хаугланду и Торстейну Робю.

— Ты их хорошо знаешь?

— Да. С Кнютом мы впервые встретились в Англии в тысяча девятьсот сорок четвертом году. К этому времени он уже имел награду от британского короля за участие в качестве радиотелеграфиста в диверсии на рьюканском заводе тяжелой воды.[15]Когда я познакомился с ним, он как раз возвратился из очередной операции в Норвегии. Там он укрывался с подпольной радиостанцией в дымоходе женской клиники в Осло. Гестаповцам удалось запеленговать его. Всё здание было окружено, и против каждой двери поставили по пулемету. Сам шеф гестапо Фемер стоял на дворе и ждал, когда ему вынесут Кнюта. Однако выносить пришлось его собственных людей. Кнют пробился с пистолетом в руках с чердака в подвал, а оттуда на задний двор, после чего исчез через каменную ограду, провожаемый градом пуль. Наша первая встреча состоялась на секретной базе в одном старинном английском замке, куда он был направлен для налаживания связи между более чем сотней тайных радиостанций на территории оккупированной Норвегии. Я как раз прошел курс обучения прыжкам с парашютом, и нам предстояло быть сброшенными вместе над Нурдмарком. Но тут русские вышли в район Киркенеса, и в Финмаркен было направлено из Шотландии небольшое норвежское подразделение с заданием, так сказать, «принять дела» от мощной русской армии на севере. Меня тоже послали туда. А там я встретил Торстейна. Стояла самая настоящая полярная зима, северное сияние круглые сутки мерцало на черном звездном небе. Промерзшие насквозь, несмотря на все меха, мы добрались, наконец, до пепелищ в Финмаркене. И вот из крохотной хижины в горах вылезает нам навстречу веселый голубоглазый парень со светлыми лохматыми волосами. Это был Торстейн Робю. В начале войны он бежал в Англию, где кончил курсы, затем его забросили в Норвегию в район Трумсё. Там он сидел в тайнике с маленьким передатчиком, по соседству со стоянкой немецкого линкора «Тирпиц», и в течение десяти месяцев ежедневно сообщал в Англию обо всем, что про-исходило на борту. При этом он ухитрился воспользоваться приемной антенной одного немецкого офицера, подключаясь к ней по ночам. Благодаря его регулярным сообщениям английские бомбардировщики и смогли добить «Тирпиц». Потом Торстейн бежал в Швецию, откуда снова попал в Англию. Его сбросили с новой радиостанцией в немецком тылу в Финмаркене. Когда же немцы отступили, он вдруг оказался уже в нашем тылу и вылез из тайника, чтобы помочь нам своей малюткой, — наша станция не дошла, затонула на мине. Могу поклясться, что им обоим осточертело слоняться без дела дома и они с радостью согласятся прокатиться на плоту.