—Сэр, — поинтересовался я вежливо, — мы можем твердо положиться на этот порошок?

—Well, — сказал англичанин, улыбаясь, — вот это-то как раз мы и хотим выяснить!

Когда времени мало и приходится предпочитать самолет поезду и автомобиль собственным ногам, бумажник тощает не по дням, а по часам. После того, как мы вернули в кассу мой билет в Норвегию и истратили полученные за него деньги, мы отправились к нашим казначеям в Нью-Йорк, намереваясь подправить свои финансы. Но здесь нас подстерегали неожиданные неприятности. Главный казначей заболел и лежал с температурой, а его коллеги были бессильны что-либо предпринять без него. Соглашение оставалось в силе, но сейчас они ничем не могли нам помочь. Нас попросили отложить всё дело, — тщетная просьба, потому что машина работала полным ходом и мы не могли ее остановить. Теперь нужно было не отставать, а о том, чтобы притормозить, не приходилось и думать. Делать нечего, казначеи согласились распустить нашу коалицию, чтобы мы могли действовать быстро и самостоятельно без их участия. .

И вот мы стоим на улице с пустыми карманами.

Декабрь, январь, февраль, — подсчитал Герман.

От силы еще март, — продолжал я, — а затем мы обязательно должны выходить в море!

Каким бы туманным ни представлялось нам будущее, одно было ясно: наша экспедиция носит серьезный характер, и мы не собираемся оказаться в компании с ловкачами, которые спускаются по Ниагаре в пустой бочке или сидят семнадцать суток подряд на верхушке флагштока.[18]

— Никакой рекламной помощи от фабрикантов жевательной резины или кока-кола, — сказал Герман.

И в этом я был с ним полностью согласен.

Норвежские кроны мы могли достать. Но они были нам ни к чему по эту сторону Атлантического океана. Мы могли обратиться в какой-нибудь «фонд», но вряд ли кто-нибудь пожелает таким образом связывать свое имя с сомнительной теорией, которую нам еще только предстояло доказать. Очень скоро мы убедились также, что ни пресса, ни частные благотворители не решаются вкладывать свои деньги в предприятие, которое и они сами и страховые общества считали чистым самоубийством. Вот если мы в целости вернемся обратно — тогда другое дело.

Всё это звучало мало утешительно; потекли дни, в течение которых мы тщетно искали выхода. И тут снова на сцену выступил полковник Мюнте-Кос.

— Слышал, что у вас затруднение, ребята, — сказал он. — Вот вам чек для начала, рассчитаемся, когда вернетесь из Полинезии.

Полковник нашел еще пожертвователей, и скоро этого частного займа оказалось достаточно для того, чтобы обойтись без помощи всяких коммерсантов. Мы могли вылетать в Южную Америку и приступать к строительству плота.

Древние перуанские плоты строились из бальзового дерева. Вы-сушенное, оно делалось легче пробки. В самом Перу бальзовое дерево растет только за Андским хребтом, так что инкские мореплаватели отправлялись за ним вверх по побережью в Эквадор, где срубали огромные деревья чуть ли не на самом берегу. Мы собирались поступить точно так же.

В наше время путешественник сталкивается с совершенно иными проблемами, нежели во времена инков, у нас есть автомобили, самолеты, бюро путешествий, но зато теперь появились еще и государственные границы и сверкающие медными пуговицами вышибалы, которые подвергают сомнению вашу личность, издеваются над вашим багажом и топят вас в анкетах — если только вам вообще посчастливилось быть впущенным в страну. Именно из страха перед такими блюстителями закона мы не решались появиться в Южной Америке с ящиками и чемоданами, доверху набитыми всякими странными предметами, приподнять шляпу и вежливо попросить на ломаном испанском языке разрешения предпринять путешествие на плоту. Нас просто засадили бы за решетку.