– Кто ты такая? – спросила Ванда перед тем, как ударить в очередной раз.

– Хашана.

Палка с утроенной силой опустилась на ладони. Хани закусила губу, чтобы не кричать, хоть знала – следующий такой удар она встретит позорным криком.

– Кто ты такая? – повторила вопрос горбунья.

– Белая сьера Кельхейма, – ответила Хани. Разве не это хотят от нее услышать?

– Запомни это хорошенько, девочка. – Ванда передала палку Торе, даже не скрывая, что посвящение принесло ей истинное наслаждение. – Знаешь ли ты, Белая сьера, какой должна быть настоящая правительница Севера?

– Я должна быть сильной и противостоять всему, что пошлет мне судьба, – сказала Хани слова, что назойливо вертелись в голове, пока палка опускалась на ладони. Посвящение было тайной, никто не знал, как оно совершается и откуда в сердце рождаются слова. Говорили лишь, что они идут от самого Скальда, и у каждого сьера – они свои. – Я буду помнить всех: кто помогал, кто подавал руку помощи и меч, кто бил в спину и проклинал. Я воздам по заслугам каждому.

– Хорошо. – Лицо старой фергайры, размытое пеленой слез Хани, смягчилось. – Встань, Белая сьера, и подотри сопли – Владычицы севера никогда не ревут, если есть хоть одни глаза, которые могут стать тому свидетелем.

Северянка кивнула, но подходящих слов в ответ не нашла. Хвала Скальду, они и не требовались. Каждая фергайра по очереди назвала ее Белой сьерой и дала наставление. Толстая Ботта велела никогда не опускать рук, как бы сильно ни колотила ее палка богов. Задумчивая Тира пожелала оставаться об руку с надеждой, даже если Скальду будет угодно больше никогда ей не улыбаться. Фоира наставляла жить без оглядки на зло и добро и вершить по справедливости. Всегда улыбчивая Ниара наказала не бросать в тяжкой хвори ни врага, ни друга. Много всего услышала Хани, слова сплелись в единую песню, которую, девушка знала это, ей никогда не забыть.

– Никогда, – Тора строго посмотрела не племянницу, как будто хотела навеки впечатать взгляд ей в лоб, – не забывай, кто ты. Даже если весь мир будет говорить, что ты вода от растаявшей пригоршни снега, не забывай, от чьей крови ты родилась.

«Неужели больше не будет испытаний?» – гадала Хани, когда фергайры умолкли. Вереницей они покинули зал. Хани, не видя пути, пошла следом.

Миновав сплетения коридоров и дверей, они попали в книжную комнату – пожалуй, единственное место во всей башне, не считая кухни, где было тепло. Стены прятались за массивными полками, такими высокими, что, чтобы добраться до верхних стеллажей, требовалась лестница. Центром комнаты служил длинный стол, заваленный книгами и пергаментами. Хани заметила рецепты зелий, которые кропотливо переносились в толстые, потрепанные временем тома.

Ее усадили за стол и обработали кровоточащие ладони мазями и бальзамами, а потом обернули тканевыми лентами, отчего руки будто тоже нарядились в… перчатки. Боль утихла, пальцы вновь обрели способность сгибаться, хотя Хани чувствовала, что еще не скоро к ним вернется прежняя гибкость.

– Теперь ты можешь задать свои вопросы, – разрешила Ванда. Она села как обычно во главе стола и, пока устраивалась в кресле, громко сопела и кряхтела. – Только быстро, у нас есть дела важнее.