Суровый взгляд горбуньи удерживал от множества родившихся вопросов. Все еще босая, но хотя бы одетая, Хани последовала за ними. Снова лестница и долгий переход между этажами. Одна комната, полная дверей, еще одна, и снова лестницы, снова подъем к пику, туда, где полыхает огнем Ярость севера. Северянка сразу поняла, что они идут в тот самый зал с хрустальным алтарем. Поняла и снова вспомнила ночную незнакомку.

– Что происходит? – рискнула спросить молчаливую тетку.

– Узнаешь, когда надо, – коротко и сухо ответила та.

Когда Хани сбилась, в какую по счету дверь заводит ее фергайра, они вошли в небольшой зал. Внутри было светло. Пол, выложенный белым мрамором, сверкал зеркальной гладкостью, воздух трещал, как в грозу, а в центре, вокруг хрустального алтаря, стояли фергайры.

И все глаза смотрели на Хани.

– Фергайры, Скальд решил дать нам еще одно испытание, – проскрипела горбунья Ванда, и многократное «да» поддержало ее. – Подойди-ка сюда, Хашана.

Она повиновалась. Не сводя глаз с Ванды, боясь, что если перестанет смотреть на нее, то все станет туманом и она снова (в который уж раз за сегодня) проснется. Невозможно, как такая коротышка может быть настолько значительной, что рядом с ней даже стоять невозможно, будто что-то изо всех сил давит на плечи, заставляет ссутулиться и вжать голову в плечи.

Может и к лучшему узнать сейчас, что она до сих пор спит? Или лежит на дне ледяного бассейна и в сладкой неге неведения отходит в мертвые чертоги? Но почему тогда так громко и тревожно грохочет сердце?

– Перестань глядеть, как овца на заклание, – прикрикнула Ванда, и Хани очнулась. – Ты – наследница Кромаха, а не нищенка на паперти. На колени.

Фергайра выразительно глянула на пол, ее выцветшие глаза выражали нетерпение. Кто-то прикрикнул на Хани за нерасторопность. Девушка опустилась перед ней, протянула ладони, стыдясь дрожащих пальцев. Ванде подали белую палку: лента из слов скользила по дереву, навеки высеченная резцом мастера.

– Ладонями вверх, – приказала самая старая колдунья Белого шпиля и, как только Хани выполнила приказ, нанесла первый удар.

Девушка едва сдержалась, чтоб не закричать. Откуда только взялась в немощном теле такая нечеловеческая сила. Дерево хлестко прошлось по тонкой коже ладоней, оставив по себе яркий багряный след.

– Этим ударом я называю тебя истинной Белой сьерой Кельхейма. Помни, кто сделал тебя той, кто ты есть. И если вздумаешь повернуть против – каждый удар вернется сторицей, ибо такова наша справедливость, – прочти зловеще сказала Ванда, и сестры хором повторили ее слова.

Палка поднималась и опускалась, звуки ударов вторгались в сознание за миг до того, как в него вкручивалась новая вспышка боли. Пытка длилась до тех пор, пока ладони Хани вконец не утратили чувствительность. Сперва кожа вспухла, потом лопнула сразу в нескольких местах. С каждым новым ударом из-под палки летели алые брызги, странным подобием узора падали на ткань и просачивались до самой кожи. На губах появился привкус крови. Северянка все-таки дала волю слезам, но не крику. Горячая влага потекла по щекам, одновременно облегчая страдание и добавляя к пытке вкус соли и стыда. Разве не должна наследница Кромаха с честью и смехом выдерживать все испытания? Кто бы подсказал, какую часть себя нужно сломать, чтобы научиться терпеть?