Она понизила голос, как будто боялась, что выбалтывает то, о чем говорить не следует. Хани невольно подалась вперед. О чем говорит красивая женщина? Какое заклание? Но слова не шли из горла, и северянка смогла лишь невнятно попросить гостью продолжать. Та усмехнулась, снова припала к кружке и продолжила:

– Я слышала, как они шептались в большом зале – там, где алтарь из чистого хрусталя.

Хани кивнула, давая понять, что знает, о каком зале идет речь. Лишь в одном месте во всей башне стоял именно такой алтарь, и он действительно был выточен из куска небесно-голубого хрусталя. Зал, где фергайры собирались советом, был надежно спрятан в самом пике башни, но попасть в него можно лишь хитросплетениями дверей-обманок. Человек, не знающий пути, ни за что бы не нашел тайный проход.

– Какое заклание? – переспросила Хани.

– Кажется, старухи решили сделать тебя своей… марионеткой. – Гостья пожала плечами, отставила кружку, придирчиво оценила сушеные фрукты, но, не найдя ничего по вкусу, снова уставилась на Хани.

Теперь северянка точно убедилась, что черноволосая не из местных – никто, в чьем теле текла крепкая кельхская кровь, не стал бы говорить о фергайрах с пренебрежением. И откуда эта красивая госпожа (Хани посмотрела на незнакомку, пытаясь угадать, кем бы та могла быть) знает то, чего не знает она сама?

– Ты об этом знать не знала, как я погляжу? – мягко, почти с огорчением спросила незнакомка.

– Кто ты такая, госпожа? – вопросом на вопрос ответила Хани. И удивилась, почему не задала его раньше.

– Можешь звать меня госпожой Хелдой, – после короткой паузы предложила незнакомка.

– Говоришь так, будто только сейчас решила так назваться. – Хани все меньше нравилась компания ночной гостьи.

Северянка заметила вырвавшееся изо рта облачко пара и только теперь почувствовала, как невыносимо холодно стало в комнате.

– У меня слишком длинный титул, – отмахнулась Хелда. Улыбка не сходила с ее лица. – Так ты не ответила.

Хани окончательно растерялась. Может быть, все это – испытание? А так ли реальна госпожа Хелда? Северянка не раз видела, как фергайры упражнялись в создании образов, но те были безмолвными, блеклыми, как отражение в неспокойной воде, а красивая госпожа говорила – как пела. И выглядела еще более живой, чем сама Хани.

Верно, голова еще не прояснилась после встречи с Торхеймом. Другого объяснения происходящему Хани просто не находила. Она пришла в Белый шпиль за помощью и напутственным словом. Она почти уговорила себя распрощаться с мечтой о свободе и навеки запереться в этих стенах, став одной из сестер. А потом ни с того ни с сего идет к Белому сьеру и во всеуслышание заявляет, кто она такая.

Обрывки памяти болезненно возвращались на свои места, словно бусины, которые все время валялись разбросанными, но вдруг сами собой стали нанизываться на нить в нужном порядке. Она ведь все видела, все слышала, все понимала и знала, что должна сказать ровно то, что сказала – ни больше и ни меньше.

В голове возник образ Раша. Его полное хмурого недоумения лицо. Что подумал чужестранец? Посчитал ее обманщицей, которая ради своей цели вздумала идти по трупам его друзей?