Три адвоката заговорили одновременно. Но их заглушил Кремер:
– Какие у вас есть доказательства?
– Никаких.
– В таком случае что нам это дает?
– Это проясняет ситуацию, исключая предположение о том, что Корриган признался в убийстве, а затем покончил с собой. Я доказал, что первое – это ложь, а второе – весьма уязвимо. Убедить вас в том, что это не самоубийство, оказалось нетрудно. Куда труднее доказать, что это было убийство, и назвать убийцу. Разрешите продолжать?
– Да, если у вас есть кое-что более существенное, нежели догадки.
– У меня вопрос, – встрял Кастин. – Все это – прием, чтобы обвинить в убийстве кого-либо из здесь присутствующих?
– Да.
– Тогда я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз.
– Нет, черт побери! – взорвался Вулф; стараясь успокоиться, он закрыл глаза и повел головой из стороны в сторону, затем сухо сказал Кастину: – Значит, после того как я прояснил ситуацию, вы начали кое-что понимать? И хотите мне подсказать? Я не нуждаюсь в подсказках, мистер Кастин. – Взгляд его снова обежал присутствующих. – Прежде чем перейти к частностям, позвольте еще одно замечание. При первом же чтении письма, – он постучал по страницам, – я заметил ошибку, подсказавшую мне, что писал его не Корриган. Поведение Корригана в Лос-Анджелесе явно доказывало, что он никогда не видел рукописи. Однако оно могло быть написано вами, мистер Кастин, или вами, мистер Фелпс, или, наконец, вами, мистер Бриггс. Его мог написать не Корриган, а любой из вас, кто совершил поступки, которые в этом письме приписываются Корригану. Вот почему прежде всего следовало узнать, не имел ли кто из вас доступа к пишущей машинке в Клубе путешественников. Выяснив, что нет и что, следовательно, никто из вас не доносил на О’Мэлли, я пришел к выводу: если кто-либо и совершил три убийства, то причиной этому должно быть нечто другое, а не желание скрыть донос на вашего бывшего партнера.
– Ближе к делу! – прорычал Кремер.
Вулф не обратил на него никакого внимания. Он посмотрел куда-то поверх голов адвокатов и вдруг опросил:
– Кто из вас, дамы, мисс Дондеро?
Я вывернул шею; Сью сидела в числе четырех на диване.
– Я, – удивленно уставилась она на Вулфа; лицо у нее порозовело, она сделалась хорошенькой, как на картинке.
– Вы секретарь мистера Фелпса?
– Да.
– В позапрошлую субботу, девять дней назад, мистер Фелпс продиктовал вам адресованное мне короткое письмо, которое должен был доставить курьер. К нему прилагались взятые из архива бумаги, написанные Леонардом Дайксом, в том числе и заявление об уходе с работы, которое он написал еще в июле. Вы помните это событие?
– Да. Конечно.
– Мне известно, что полиция недавно расспрашивала вас об этом. Вам показали заявление Дайкса и обратили ваше внимание на пометку «Пс. 145–3», сделанную карандашом на уголке страницы почерком, напоминающим почерк Корригана. Однако вы решительно заявили, что утром в субботу, когда письмо было отправлено мне, никакой пометки не было. Правильно?
– Да, – твердо отозвалась Сью.
– Вы уверены, что, когда убирали заявление вместе с другими материалами в конверт, пометки на нем не было?