И не могла видеть, как Кадерн бережно укладывает потерявшего сознание брата на стоящий позади нее диванчик, созданный им из двух кресел. Сам он вместе с помощником занял следующие места, поспешив плюхнуться в мягкие объятия удобного кресла. Всех магов после вселения чужих сутей слегка покачивало, как после пары кубков крепкого вина, а ноги дрожали от усталости. Держался только Даур, и тот, как подозревал Кад, только на каком-то зелье. Или ифрит, чуя свою провинность, постарался задобрить хозяина и подлечил поосновательнее.
Изрельс бережно усадил жену на последний диванчик, сотворенный им по примеру шурина, и устало рухнул рядом с ней. Он продолжал молчать, не желая распахивать душу перед собратьями, хотя за эти дни они как-то незаметно стали ему настоящими друзьями. Но сейчас чувствовал, что делиться самым сокровенным не готов ни с кем, и потому лишь тихо и нежно целовал пальчики Летуаны, одновременно пытаясь успокоить опьяненное новизной и количеством доставшихся ему умений сознание.
– Немного отлетим – и открою проход в свой дом, – предупредил друзей Даур, с облегчением шлепнувшись в кресло. – Есть хочу, как весенний медведь. Все остальное потом. Эй, раб лампы! Иди на место.
– Слушаю и повинуюсь, хозяин! – горестно пробормотал ифрит, глядя на ненавистную, позеленевшую от времени посудину. – А последнюю просьбу можно?
– Можно.
– Не забрасывай меня в сокровищницу на тысячу лет… – Черные глазки смотрели умильно, как у полуторамесячного щенка.
– Ладно. Но есть несколько условий, – мстительно прищурился Даурбей.
– На все готов, что ни прикажешь!
– Первое. Ты больше никогда не пытаешься торговаться с хозяевами, скрывать любые секреты или лукавить. Второе. Облик менять можешь только по приказу, до тех пор являешься в этом, только ростом должен быть ниже меня на три ладони. И третье. Я собираюсь приставить тебя охранником и посыльным к одному султану, если, разумеется, дашь нерушимую клятву не задумывать против меня, моих друзей и собратьев по гильдии никаких интриг и происков.
– Мудрейший и великодушнейший! Согласен, всецело согласен с каждым словом и пунктом, со всеми недосказанными намеками и предостережениями! И в присутствии кеори клянусь самым ценным, своей магической силой, служить тебе верно и вечно!
Лампа в руках Даура на миг нагрелась, полыхнув золотым сиянием, и тотчас остыла. Магистр потрясенно рассматривал блестевшую свежевылитой медью новехонькую посудину и старался не думать о том, как будет объяснять султану эту перемену.
– А мой Кео тут при чем? – непонимающе нахмурилась принцесса.
– Ну так ведь… – замялся ифрит, покосился на ожидающе прищурившегося Даурбея и торопливо выпалил: – Ведь светлые духи ощущают правду!
– Как выяснилось, – усмехнулся главный маг кайсамского хана, – правду и твоя посудина почувствовала.
– Это моя клятва, – сник ифрит, – обновила счет моего заточения. За три тысячи лет я совсем забыл об этом условии.
– Об этом расскажешь потом. – Даур решительно подставил ему лампу, и через мгновение ковер уже стремительно летел вверх и на запад, выбиваясь из путаницы ущелий великого Навинского хребта.