– Какую?

– По вечерам он ходит и смотрит вам в окна, – сказал, будто выдохнул, сосед.

– Ко мне? – Фома не поверил в услышанное.

– Вы знаете, не обязательно к вам, у вас с Маней отношения ведь, – на этих словах Фома поперхнулся, так что дяде Мите пришлось стучать его по спине. – Когда у вас свет горит, он стоит возле вас, когда у Мани, он стоит у нее.

– Тааак, – сказал Фома, – и когда этот ваш вуайер выходит на охоту?

– Ты знаешь, а я даже не спросил, чем он занимается, поэтому я не уверен, что он тот, как ты его назвал.

– Не заморачивайтесь, так во сколько?

– Я почему здесь и прячусь-то, уж должен пойти, – выглядывая из-за забора, как партизан из окопа, сказал сосед.

– Спасибо, дядь Мить, понял, приму к сведению, – сказал Фома. – Можно вопрос? – уже на выходе он обернулся и спросил: – Вот скажи мне, Дмитрий Борисович, ведь ты интеллигентный человек, а пытаешься говорить как деревенский дед, у тебя не всегда это получается, иногда речь сползает на светскую, но ты берешь себя в руки и опять «чавокаешь», зачем?

– Я играюсь, – тяжело вздохнув, ответил он, – в деревню, в деда, пытаясь забыть другую жизнь, которой уже нет, только эта игра меня и спасает, возвращает в реальность. Иначе я ухожу туда, в прошлое, где я был счастлив, и боюсь там остаться, боюсь сойти с ума. Так что я теперь дядя Митя, деревенский дед, чтоб душу не порвать и с катушек не съехать, – вытирая скупые мужские слезы, закончил он.

– Ну, спасибо, дед, – после разговора с дядей Митей Фома вернулся домой и захватил с собой ружье, спрятал его под свой роскошный тулуп и пошел ужинать.

На столе в глубоких чашках уже плавали пельмени в бульоне, все выглядело настолько аппетитно, что Фома неприлично сглотнул слюну.

– Хлеб я уже порезала, теперь надо порезать ваше сало – и можно приступать, – на Мане был надет спортивный костюм, повязан фартук, и так все это вместе выглядело по-домашнему мило, что у Фомы свело желудок от страха, от какого-то животного страха, что это все не настоящее, что это все игра.

– Ну так что, вы сомневаетесь в показаниях Аркадия, чьи еще вы слова ставите под сомнения? – начала вновь обсуждение сегодняшних событий Маня, чтоб прервать неловкое молчание.

Фома специально сел таким образом, чтоб ему были видны окна дома, но освещение в комнате было чересчур ярким, и за окном был виден лишь квадрат темноты.

– Мария, а у вас есть свечи? – вдруг спросил он.

– Какие? – не поняла Маня.

– От геморроя, конечно, – спокойно ответил Фома.

– Какие? – не поверила своим ушам Маня и выпучила глаза.

– Какие-нибудь восковые, которые люди ставят на стол для настроения, для создания обстановки, а то у нас с вами колхоз какой-то: пельмени, сало и ржаной хлеб, только лука с чесноком для компании не хватает, – Фома не хотел рассказывать ей про гостя, возможно, его не существует, ну, а если он все-таки не фейк, то тем более не стоит ее пугать. Маня же восприняла ситуацию по-своему, предложение посидеть при свечах было для нее романтическим и даже немного интимным.

– Должны быть, – Маня побежала в подсобное помещение и стала искать, но, как назло, нигде свечей не было, и тут ей на глаза попались церковные свечи, которые Марго привезла из Иерусалима, когда ездила туда на пасху. Они были белого цвета, обожжены сверху, а по низу шла кромка синего цвета, на которой было написано «ХВ». Тут же рядом лежала фольга, как говорит русская народная пословица, которая полностью характеризует наш народ: «Голь на выдумку хитра». Конечно, секунды три в ней боролись два чувства, «окстись» и «подойдет», причем последнее победило со слоганом: «Только на пользу будет», – в общем, Маня не в силах была отказаться от романтического вечера при свечах, поэтому закрыла фольгой буквы, которые предательски выдавали в них церковные, поставила свечи в стакан веером и с божьей помощью довольная вернулась к Фоме.