Фома с Николаем залезли через окно котельной, оно оказалось немного приоткрыто. Затем на цыпочках, босиком, пробрались к гостиной, на ходу оценивая обстановку в доме. Постояв еще минуту и подслушав разговор, оба пришли к выводу, что гостья все-таки одна, и на три-четыре ворвались в комнату. Надо отдать должное оперативнику Коле, подготовлен он был замечательно, Фома даже несколько позавидовал его реакции и сноровке. Ничего же не успевшая понять гостья была обезврежена и закована в наручники. Фома кинулся к Мане и начал развязывать ей руки. Как только правая рука была освобождена, Маня с размаху залепила ему звонкую пощёчину.

– За что? – вскрикнул ошарашенный Фома.

– За то, что вы так долго шли, меня почти убили, пока вы гуляли не понять, где, – на этих словах Маня вспомнила, где он все время гулял, и влепила ему вторую оплеуху.

– А эту за что? Между прочим, я не очень-то и опоздал, – возмутился Фома.

– А это за раздачу напрасных надежд, – очень гордо, уже немного смутившись, ответила Маня.

– Если вы за все ему отомстили, давайте разбираться, – устало произнес полицейский Коля. – Я могу привлечь ее только за хулиганство, она абсолютно безоружна, как она вас победила-то? Ведь она совсем глиста в корсете.

– Как-как? Подло! – ответила, немного обидевшись, Маня.

– Заявление писать будем? – устало спросил Коля.

В Мане боролись сейчас два человека, первому было безумно жаль Лариску, она несчастная женщина с тяжелой судьбой. Второй кричал в ней, что она, не моргнув, убила бы ее, не приди вовремя помощь, а значит, она социально опасна, а значит, надо писать заявление. Лариска с испуганными глазами сидела и смотрела на Маню, понимая, что именно от бывшей коллеги будет зависеть решение ее судьбы. Видя, что та сомневается, она решила надавить на жалость.

– У меня двое пацанов, они сиротами останутся, Мань, не тронула бы я тебя, я шутила, вот те крест, – пытаясь перекреститься руками в наручниках, сказала бывшая подруга. – Я уволюсь, клянусь, даже не пойду на ту работу больше, про тебя забуду, ну, прости дуру, пожалей, – начала уже подвывать Лариска.

– Заявление писать не буду, – тихо сказала Манюня.

– Тогда у меня два вопроса, – продолжил опер Коля, обращаясь уже к даме в наручниках. – Первый – когда вы были в поселке, второй – где вы были двадцать третьего декабря?

Лариса сообразила, что развивается ситуация в ее сторону, и охотно начала отвечать:

– В поселок я приехала вчера вечером, позвонив Маниным родителям, я узнала, что она здесь одна, почти до конца декабря одна, вот я и решила просто забрать пару бумажек. Дома никого не было, я открыла багажник и вытащила пакеты, именно они мне были необходимы. Я уже решила, что все прошло хорошо и мирно, как во двор зашла Марья, я схватила палку и ударила ее легонечко по голове, – Лариска говорила так, будто рассказывала фильм. – А двадцать третьего я была в больнице со свекровью весь день, у неё начался приступ, и ее положили в стационар, только под утро, когда стало понятно, что опасность миновала, я вернулась домой.

– Кто это может подтвердить? – спросил опер Коля, что-то записывая в свой видавший виды блокнот.