– Уже? – он улыбался так же легко. – И даже неинтересно посмотреть все комнаты? Проверить, нет ли у меня алтаря с твоим лицом или подсобки, забитой твоими фотографиями?

– А они есть?! – ужаснулась я и действительно очень захотела это проверить.

– Нет, конечно, – Григорий Алексеевич рассмеялся. – Зачем мне алтарь, если ты сама здесь?

– Откуда ж вам было знать, что я здесь окажусь?

– Некоторые события несложно предсказать в рамках романтических ухаживаний: твой характер плюс правильная настройка Татьяны – все сделано, жди, когда ты начнешь пробегать мимо.

– Не поняла намек…

– Говорю, что экскурсию по квартире могу провести. Ты уже бывала в моей спальне?

А вот этот намек я поняла. Сразу оба – и на желание затащить меня в спальню, и на то, что он даже не сомневается в моем вранье. И оттого уйти требовалось еще быстрее.

– Как-нибудь другой раз, Григорий Алексеевич! – я давила из себя приветливую улыбку.

– Когда будет этот другой раз?

– В… четверг! Утром! Подойдет? Но если вы в это время заняты, то, конечно…

– Ты лучше меня знаешь, когда я занят, уборщица. Не зря же начинала за мной шпионить уже с секретарского кресла. Но ради такой интересной встречи я освобожусь.

Он продолжал сидеть за столом, а мне очень требовалась помощь с несуществующим замком. И ведь уже обо всем договорились, чего еще мусолить? А о том, что я сама в четверг очень даже занята, потом как-нибудь сообщу – издалека от логова.

– Прово́дите, Григорий Алексеевич? – я надавила. – Мне бы до четверга от вас уйти, чтобы в четверг уже с новыми силами встретиться!

– Верно. Для свидания со мной нужны силы.

– Это не свидание! – решительно поправила я. – Я в прошлый раз ведь ясно выразилась. Просто у меня к вам миллион вопросов. И я их буду задавать, пока вы отвечаете, – а вот это получилось уже не очень решительно.

– Так задавай сейчас, – он улыбался сладко. – Ведь я здесь и все еще отвечаю. Сегодня поставщик встречу перенес – как раз тогда, когда ты пробегала мимо. Уже не в первый раз замечаю, как судьба мне благоволит. Она вообще обычно на моей стороне, – он почти незаметно скривился, о чем-то вспомнив, – кроме одного раза. Но и тот раз скорее можно списать на мою халатность. Ты пробралась сюда, а я спокоен – какие еще доказательства лояльности тебе нужны? Ты явилась отстаивать честь моих секретарши и бухгалтера, а заодно и свою отстояла. И заметь, я все еще спокоен. Так чего ты постоянно опасаешься, моя Любовь? Ведь этого страха в твоей натуре нет, ты его как будто силой воли призываешь. И зачем? Разве за все наше знакомство я сделал хоть что-то ужасное для тебя?

Машину водил так, что у меня от ужаса волосы внутрь расти начинали. Говорил такое, что я потом по полночи вспоминала и расшифровывала подоплеку. Квартиру вон себе какую отгрохал: внутри персик, снаружи курага… Провалами в памяти людей заражает. Не то чтобы меня это касалось, но опосредованно касается. Из добродушных бухариков сделал шпионов – а вот это уже непосредственно обо мне. О, у меня к нему претензий было больше, чем вопросов! Но ведь он, гад ползучий, все претензии принимает как должное, будто его ими хвалят. И из всего множества подспудных тем я неожиданно для себя выдала: