– Моя Любовь, ты…
Я перебила:
– Не дави, моя любовь, ты уже передавил. А натрахаться еще успеем – не приелось бы. Чувствуешь, у меня даже лексикон твоим делается?
Он, к счастью, не настаивал. Хотя это ведь тоже часть манипуляции – Гриша прекрасно понимает, что правильнее теперь дать мне остыть. А уже после, готовенькой и голенькой, вернуться в его объятия без претензий и сомнений. Но я была потрясена – даже не тем, что произошло, а как это произошло.
Глава 26
Я и остывала, но так, как умела. Скрежетала зубами, рвала на себе волосы и пыталась отыскать возлюбленному хоть какие-то оправдания. Мы все в каком-то роде эгоисты! И если нуждаемся в ком-то, то мечтаем, чтобы он всегда был рядом – пусть хоть единственным зрителем в театре одного актера. Приживусь, приспособлюсь, не сахарная. Вот про детей забыла поинтересоваться – они у меня могут быть или на фиг уже детей, раз я вся из себя такая непобедимая? А не буду ли я становиться все хуже и хуже? Буду, конечно, это неизбежно: если нет никаких ограничителей, со столетиями любую мораль сотрешь, лишь бы хоть что-то интригующее испытать.
Василий, будучи свидетелем моих терзаний и размышлений в воздух, пытался поддержать:
«Он звонил юристу. Собирается передавать фабрику без суда. Он задабривает тебя, Люба. Показывает, что теперь ты сможешь совершить много добрых дел, пока не станешь курвой. Или он их совершит, чтобы поднять тебе настроение».
Мне и это не помогало справиться с апатией – до сих пор тошнило от воспоминания, как Гриша прижал меня к двери и не обращал внимания на протесты. Мой возлюбленный, мой любовник, мой самый классный собеседник показал себя в полной красе – и ведь знал, что я не из тех, кто способен просто принять какой-то выбор, если в нем есть грязь! Вася продолжал утешать:
«Ты можешь требовать от него хороших дел. Он хочет видеть тебя на своей стороне, и такие уступки для него мелочи!»
Я угрюмо ответила:
– Похоже, бессмертие сделало меня мудрее, Васек. Оно все покрыло неоднозначностью. Вот например, это дело, которое казалось кристально ясным: теперь фабрику будут возглавлять люди, не имеющие ни малейшего представления о бизнесе. Или, по крайней мере, точно не такие же конкурентоспособные, как Гриша. Все его подчиненные получали высокие зарплаты – и он мог это позволить, поскольку рентабельность зашкаливает. Из-за его продвинутых вкусовых рецепторов! В воду не надо глядеть, чтобы понять – дальше так же не будет. Гляди-ка, Васек, я сделала хорошо для наследников, но плохо для сотрудников…
«Не хорошо и не плохо, а справедливо», – вынес вердикт Вася.
– В том-то и дело, – я горько усмехнулась. – Любое «хорошо» – для кого-то «плохо»! Кто я такая, чтобы нести ответственность за каждое решение? Какой-нибудь гребаный направитель истории? Сильно сомневаюсь. Мир должен течь сам – как раз за счет плохих и хороших решений всех, а не избранных.
У Васи закончились аргументы:
«Слишком много думаешь. У меня уже башка трещит».
А через три дня до меня дошло. Я из института просто летела домой, задыхаясь от нетерпения.