– Что ж ты, князюшка, – сказала с мягкой укоризной, – не бережешь себя? Полночь скоро, а ты не ложился. Завтра с рассветом вставать, когда отдохнешь?

Она перевела взгляд на Малыгу.

– Грех и тебе, воевода! Самому не спится, так о князе подумал бы! Ты ж ему вместо отца!

– Кх-м! – выдавил Малыга, не зная, как реагировать на этот упрек. – И вправду поздно. Можно и завтра. Дело не спешное.

– Идем!

Ксения схватила мужа за руку и сдернула со скамьи. Изумленный Иван подчинился. Ксения отвела его в ложницу, усадив на лавку, поднесла чашу с вином.

– Выпей! Чтобы лучше спалось!

Иван пригубил. Вино отдавало специями и какими-то травами. «Не отравит? – подумал с сомнением. – С нее станется. Гречанка!» Жена тем временем, встав на колени, стащила с него сапоги. Онучки, расправив, аккуратно развесила на голенищах. «Нет! – понял Иван. – Не станет травить. Другого хочет».

Его самого тяготил разлад. В то утро он обиделся не словам, а тону, каким те были сказаны, – надменному, презрительному. Он не достоин ромейской принцессы? Так он не искал этого брака. Что до Рима… Пожелай Иван взять Константинополь, так хоть завтра! На хрен нужно, конечно, но все ж… Обиду усиливал облик жены. Не красавица, прямо скажем. Щит в руки – и готовый дружинник! Да и в постели – бревно бревном. С чего нос-то драть?

«Постригу! – решил тогда князь. – Выжду годик – и в монастырь! Будет тут мне пальцы гнуть…»

Игнорируя жену, он, однако, не терял ее из виду. За Ксенией присматривали. К удивлению князя, гречанка вела себя правильно. Занималась хозяйством, учила язык, общалась с челядью. При этом не чванилась. Странно… Из-за чего тогда набросилась? Иван стал подумывать о примирении: жить в ссоре неуютно. Пусть Ксения не заменит ему Оляны, но хоть как-то…

С женой следовало поговорить, Иван этого опасался. Кто ее знает, гречанку? С челядью ласкова, а как с мужем? Вдруг снова взбрыкнет? Пусть лучше сама. Если хочет, конечно…

Он осушил чашу и поставил на лавку. Ксения, покончив с обувью, попыталась стащить с него рубаху.

– Сам! – воспротивился князь.

Ксения не стала спорить. Сбросила летник и, оставшись в одной рубахе, шмыгнула под одеяло. Иван влез под него с другой стороны. «Что дальше?» – подумал, пряча улыбку в усы. Жена придвинулась и положила голову ему на плечо. От нее пахло розовым маслом. «Ишь! – подумал Иван. – Готовилась…» Он помедлил, опасаясь неловким движением нарушить хрупкую идиллию. Вдруг это все, чего от него нужно? В первую ночь жена не хотела его ласк. Ксения вздохнула и потерлась носом о его щеку.

– Ты что, как не родной?

Эти слова произнес другой голос, но интонация оказалась до боли знакомой. Кровь запульсировала у князя в висках. Он с силой прижал к себе гречанку и приник к ее губам. Та ответила. Неумело, но жадно…

– Ну? – спросил Юрий.

– Нашел! – ухмыльнулся Жилка.

– Кто?

– Винник[67] князя, Тютей зовут.

– Холоп или вольный?

– Закуп[68].

– Семейный?

– Бобыль… – Жилка махнул рукой. – Голь перекатная, кто такому дочку отдаст? Вдова скудная – и та побрезгует.

– Из-за чего?

– Зернь[69] любит. Без нее жить не может. Как заведется ногата – мигом спустит. Потому и в закупы попал. Служил в винной лавке, схитил выручку и проиграл. Чтоб в поруб не сесть, взял купу.