Пальцы и хобот слаженно сновали туда-сюда.

Однако из всех живых существ, порученных заботам колесников наибольшее внимание уделялось колёсным деревьям.

На территории, принадлежавшей роду, приютившему Мэри, росло с полдюжины рощиц.

Росли они и чуть подальше, но за ними присматривали другие семьи. Каждый день в рощи отправлялась экспедиция, чтобы удостовериться, что могучие деревья здоровы и собрать урожай падалицы. Выгода мулефа была очевидна, но что выигрывали от этого обмена деревья? В один прекрасный день Мэри довелось это увидеть. Она ехала вместе с остальным отрядом, когда раздался громкий треск и все остановились, окружив велофанта, чье колесо раскололось. Каждый отряд возил с собой одну-две запаски, так что потерпевший залиф вскоре снова стоял на колесе, однако треснувшее колесо аккуратно завернули в тряпицу и отвезли назад в поселок.

Там колесо раскололи и вынули все семена, плоские белесые овалы не больше ногтя на мизинце Мэри, и внимательно осмотрели каждое семечко. Велофанты объяснили, что для того, чтобы расколоться целиком, колеса должны все время биться о твердую поверхность дорог, рассказали и о том, что семена всходят трудно. Без мулефа все деревья погибли бы.

Эти виды зависели друг от друга, более того, именно масло делало симбиоз возможным. Это было трудно понять, но по словам мулефа выходило, что масло являлось основой их мышления и восприятия. И что молодые не обладали мудростью старших оттого, что не могли пользоваться колёсами, и таким образом их когти не могли впитывать масло.

И именно тогда Мэри начала понимать какое отношение мулефа имели к вопросу, который занимал ее последние годы.

Но на поселок напали, прежде чем она смогла углубиться в эту проблему (а беседы с мулефа были долгими и витиеватыми, потому что эти создания обожали давать пространные объяснения и приводить в качестве аргументов десятки примеров, как будто вовсе никогда и ничего не забывали, то и дело ссылаясь на свои знания).

Мэри была первой, кто заметил приближение нападавших, хотя и не знала кто они такие.

Это случилось около полудня, когда она помогала чинить крышу хижины. Мулефа строили только одноэтажные дома, поскольку были не сильны в лазании, но Мэри с радостью забиралась на верхотуру, и ей гораздо быстрее чем им удавалось укладывать и связывать пучки тростника двумя руками, стоило мулефа показать ей как это делается.

Закрепив страховку на стропилах, она ловила связки тростника, которые кидали ей снизу и наслаждалась прохладным приречным ветерком, приносившим небольшое облегчение от жары, когда краем глаза неожиданно уловила что-то белое.

Что-то в сверкающем блеске того, что, как полагала Мэри, было морем. Она приставила руку козырьком к глазам и ее взору предстали сначала один, потом два, а потом и целая флотилия высоких белых парусов, выплывавших из знойной дымки на порядочном расстоянии отсюда, однако с бесшумным изяществом направляющихся к устью реки.

Мэри окликнула стоящую внизу залифу. Что ты видишь?

Она не знала как сказать «парус», или «лодка», поэтому она сказала «хвостик», «белый», «много».