– Ну, что застыл, Гориславушка? – Пропела Листвяна, – буди Светлану, а то что это она? Муж вон уже в штанах даже, а жена…

Я усмехнулся – Светлана зарылась в шкуры именно с головой, звонко шлёпнул по румяной попке.

– Изыди, чудовище! – глухо донеслось из-под шкур. Я стянул с неё покрывало. – Утро уже, не бойся.

Света перевернулась на спину, потягушеньки изогнули фигурку, в зевке открылся ротик, глазки зажмурились. Прищурилась, потёрла пальчиками висок. – Какое утро?

Я смущённо пожал плечами – вопрос, конечно, глупый, но всё-таки оправданный.

– Поднимайся, Свет! – без всякой ласковости просто сказала Листвяна. – Наворочали дел, некогда разлёживаться. Остромысл уже обоз собирает, и вы собирайтесь, да выходите.

Светлана нахмурилась, подобралась, исподлобья взглянув на бабушку, кивнула. Споро оделась, я, глядя на неё, взял себя в руки – умеет девочка задать настрой. Умылись, сразу сели завтракать, бабушка принесла, встала ни свет, ни заря. Поели молча, собрались выходить, да Листвяна задержала. Снабдила меня тёплыми вязаными носками, обрядила в полушубок и шапку. Дескать, в город же собрались, там нельзя, как волчонку по лесам.

– Намёрзся, поди, сиротка! – Бабушка и есть. Светлана, поджав губки, засопела, потащила меня за рукав.

На улице протянула укутанный в рушник меч. – Ножик свой не забыл, сиротинушка? – резко отвернулась, пошла, не оглядываясь, за прямой спиной покачивался лук.

* * *

По утоптанному снегу легко шагали лошади, массовка, изображающая полон, шла в голове обоза по снежной целине. Мы пешком двигались сразу за «пленными». Забавно было наблюдать за деловитыми мужиками, да и женщинами тоже, ещё вчера шедших в Обвальный становиться холопами, а сегодня совершенно спокойно идущих означенное злодейское гнездо разграбить. Понять их легко – с нами пошли в основном жители разорённой деревни с ясной целью получить компенсацию ущерба и морального вреда.

За твёрдость людской морали можно было не волноваться, судя по осуждающим, неприязненным взглядам в нашу сторону – ведь это ж я лично сжёг живьём добрую бабушку Милену, а она людям только добра желала! Сами они совершенно не причём, обыкновеннейшие жертвы средневекового произвола и самодурства тёмных богов. Потому, кстати, Остромысл не велел отводить глаза – наше зримое присутствие должно было в них эту самую мораль укреплять.

Ну, я так понял из вступления Остромысла. Бедняга таращил красные глаза на осунувшемся лице, тоже не выспался… хотя совсем не тоже – пока мы во все тяжкие снимали стресс, он допрашивал пленных. Вот сразу после короткого вступления и доложил о результатах: описал общее расположение зданий в посаде, передал берестяные грамотки некоторым жителям от пленных и объяснил, кто, где живёт. Не успел я восхититься, он небрежно раскрыл секрет успеха.

Для начала у избы совета самого главного мародёра посадил на кол. Обустроил со знанием дела, бедняга, скорей всего, до сих пор жив. Далее предлагал пленным занять место рядом с бывшим начальством или идти в холопы – понятно, соглашались все. Следующим шагом рассказывал о наших ближайших планах, несколько сгустив краски – вырезать и спалить городишко. Так вот, если верные холопы хотят кого-нибудь спасти, предупредить, что с ними всё замечательно, пусть толком расскажут да напишут записки.