Я сегодня хочу от души поблагодарить моих верных друзей и помощников: Ивана Петрова, Фёдора Кузнецова, Федю Тимоскайнена, Петра Ихалайнена, Риту Руоколайнен, Нину Лебедеву. Поблагодарить вот за что. Они очень много сделали для того, чтобы поднять комсомольцев республики на большой патриотический почин — еженедельную двухчасовую отработку в помощь фронту. Два часа сверх своей основной работы! Не стояли в стороне и все вы. Сколько раз вы бывали в своих районах, в своих подопечных организациях! Хорошо, что вы не стали там наблюдателями или грозными уполномоченными, а вместе со всеми взялись за проведение комсомольских вторников, на которых сделано 40 тысяч колец для лыжных палок, 4 тысячи минных ящиков, выстирано и отремонтировано 10 тысяч килограммов белья, собрано 3 тысячи килограммов стекла для окон, заготовлено 50 тонн грибов, 40 тонн ягод. Цифры — добрая штука, зеркало любого дела, и поэтому я привожу их сегодня.

Каким будет для нас новый год войны, думаете вы и отвечаете — победным, боевым, наступательным! Что требуется от нашего коллектива? Ещё большей спаянности, дружеской состязательности, комсомольской взаимовыручки, комиссарского отношения к людям.

Новый год войны, конечно же, будет кровавым и нелёгким для нашей Родины, но он станет переломным. Давайте же подадим друг другу руки и крепко их пожмём, а потом тепло нашего дружеского рукопожатия, скреплённого надеждой, каждый донесёт до своего коллектива. И сделаем мы это сегодня, сейчас. Непременно подойдём к каждому комсомольцу на заводе, на сплаве, на совхозном поле, в партизанском отряде, находящемся на отдыхе, и скажем: «Товарищ, верь! Победа близка, поднатужься немного, ещё самую малость, подними планку своего трудового порыва ещё на одну зарубочку, и хрястнет хребет у фашистской гадины!» По коням, ребята!

Стали расходиться. В коридоре Бультякову догнал Николай Королёв — спортивного вида парень, бойкий на язык, заведующий сектором учёта кадров.

— Расхваливал тут один дяденька тебя, — улыбнулся Николай. — Машура отлично знает финский язык, Машура лучше всех замаскировалась на Лысой поляне, Машуру нашу с парашютом понесло на лесок, но она, молодчина, нисколько не сдрейфила…

Маша зарделась, замахала руками.

— Хватит, Коля, хватит, а то перехвалить человека — что борщ пересолить. Вид тот же, да вкус никчемный.

На крыльце стояла Даша Дудкова и та девушка в гимнастёрке со значком.

— Ну, что, касатики, — сказала весело Даша. — «В далёкий край товарищ улетает»?

Но все почему-то промолчали. Потом голубоглазая, чувствуя неловкость молчания, добавила вполне серьёзно:

— Настроение чемоданное. Будем бить врага на его территории. Лозунг 41-го года остаётся в силе!

Маша опять с интересом посмотрела на эту девушку. Ей понравилось, как на ней была подогнана гимнастёрка, как чётко перечёркивала её портупея, как остро торчали складки юбки, видимо, отглаженные сегодня утром. Притягивали и уже не отпускали от себя глаза — большие, удлинённые, вытянутые к вискам, они придавали лицу необъяснимую прелесть, таинственность. Цвет их менялся — только что в комнате они казались пронзительно голубыми, здесь, на солнышке, светло-синими, даже чуть-чуть зеленоватыми.