— Звиняйте, слабость характера, всем хочется угодить, — забормотал кладовщик, ещё усерднее обтягивая неуклюжие пальто на парнях, поправляя цигейковые шапки.
— Подхалимство — двоюродная сестра предательства, — отрубил презрительно Андропов, и губы его сделались совсем тонкими и белыми…
Назавтра Маша нос к носу столкнулась с Андроповым в швейной мастерской.
— Ты что путаешься под ногами? — усмехнулся Андропов.
— Да вот ещё двоим мальчишкам из лагеря брюки надо бы — сироты. Совсем обносились…
Андропов понимающе кивнул и пошёл с ней к заведующей, постоял, послушал, как бойко Маша доказывала, что детям, лишившимся на фронте отцов, нужно внимание всех и каждого, что брюки необходимо пошить не через неделю, а именно к воскресенью — на этот день назначена торжественная пионерская линейка в лагере.
Назад шли вместе. Маша, сбиваясь, повела разговор о том, что ей, конечно, нравится хлопотливая работа инструктора, нравятся командировки в районы, но всё же она и сейчас не перестаёт думать о настоящем боевом задании.
— Куда вы все спешите? — вспылил Андропов. — Успеете ещё, навоюетесь. Ну ладно парни, а тебе-то чего не сидится в тёплом месте? Я ведь уже сказал — хочу сделать из тебя хорошего комсомольского работника. У тебя есть божий дар — уменье разговаривать с людьми, понимаешь ты это или нет? Пошлём учиться, станешь секретарём райкома, горкома. Вступишь в партию, противиться не будешь, если я дам тебе рекомендацию? Только надо ещё поработать, подруга.
Но Бультякова не успокоилась и записалась на приём к Куприянову. Тот выслушал её, расспросил о сестре, которая теперь работала комиссаром госпиталя в Кочкоме, и пообещал своё содействие.
Андропов две недели косо поглядывал на Машу и не разговаривал, а однажды кивком позвал в свой кабинетик.
— Жаловаться, значит, пошла, Мария Васильевна?
— Вы в телеграмме писали — для боевой работы.
— Ну, коли так, будем готовить тебя к подпольной комсомольской деятельности. Согласна?
— Этого я и добивалась, Юрий Владимирович! — радостно воскликнула Маша.
К Бультяковой прикрепили сотрудника спецшколы, который учил её конспирации, выезжал с ней в поле, помогал ориентироваться по компасу, читать карту, занимался маскировкой, обучал приёмам рукопашной схватки, стрельбе из пулемёта, винтовки, финского автомата, револьвера.
Секретарь ЦК комсомола по пропаганде Пётр Ихалайнен усиленно занимался с Марией финским языком.
Днём, когда не было занятий, Мария помогала инструкторам, частенько вечерами с ней беседовал Андропов. К любой теме он подходил осторожно, говорил толково, понятно, докапываясь до самой глуби — так умелый механик разбирает сложную машину. Обычно в конце разговора Андропов осторожно сворачивал на своё.
— Ты не боишься, не передумала? Ты понимаешь, что тебя может ожидать?
— Не боюсь.
— Могут схватить, издеваться, ты такая тоненькая, хрупкая.
— Не попадусь. Не мыслите об этом.
— Придумала себе биографию?
— Уже неделю маракую, и всё какая-то ерунда лезет в голову; подсобите, Юрий Владимирович.
— Ну, хорошо, давай продолжим то, что в прошлый раз накрутили. Начинай, Маша.