Политрук — командир разведчиков и Игнатьева тотчас решили, что дальше к Паданам группа двинется сама, а разведчики, взяв с собой раненых, как можно скорее пойдут назад к линии фронта.
Бультякова перевязала ногу Макарову, обработала йодом широкую, но не очень глубокую осколочную рану, успокоила, подбодрила и побежала догонять своих.
На первом же привале выяснилось, что в суматохе забыли мешок с сухарями. За него отвечал Терентьев, но в последнем переходе его нёс Стаппуев, в общем, виновного не нашлось, а потерю сухарей они все ощутили на себе уже через неделю, когда те продукты, которые были у каждого, подошли к концу.
Продвигаясь к Паданам, они вели разведку на дорогах, подходили к двум деревням, наблюдали, есть ли военные гарнизоны, определяли их численность. Каждое утро, перед тем как залечь на дневку, Артемьева отстукивала в Беломорск короткие радиограммы, составленные Игнатьевой.
Шла вторая половина августа, ягод в лесу вызрело на любой вкус: черника — не беда, что переспелая — сойдёт с галетами, малина тоже — тронешь кустик, так и покатились по земле ягоды, на полянах у старых пней наливалась брусника.
Выбрав глухие места, разводили костёр из смолистого сухостоя, чтоб не было дыма, варили суп из грибов, сдабривая его крупяными концентратами, заправляя свиной тушёнкой.
Терентьев и Стаппуев стали уговаривать Игнатьеву разрешить им поглушить рыбу толовыми шашками, которых у Терентьева оказалось целых полмешка.
Няттиев возражал, доказывая, что взрывы могут быть услышаны. Игнатьева, у которой совсем разболелись ноги, колебалась, видя, как все начинают потихоньку голодать. Эту нерешительность Терентьев мигом использовал, а принеся через час полный мешок мелкой плотвы и окушков, совсем почувствовал себя героем.
Два дня варили уху, два дня объедались, в дорогу взяли сущика — наготовили на угольях впрок.
Ночами становилось холодно, но ходьба согревала, днём было терпимо, спали, прижавшись друг к другу, выставив часового.
Наконец выбрались на дорогу Сельги—Паданы и в 18-ти километрах от Падан, близ заброшенного колхозного поля, переходящего в болото, устроили два лагеря — в одном спали, в другом находились днём, наблюдая с высокой ели за дорогой.
Это место ещё в Беломорске было намечено для выброски продуктов с самолёта. Стали ждать вечером каждого нечётного дня: Няттиев, Стаппуев, Терентьев готовы были в любую минуту зажечь три сигнальных костра.
Тем временем Игнатьева приняла решение послать глубокую разведку к деревне Сельги. Пошли Матвеев, Артемьева и Бультякова. Подойдя к деревне, решили пока в контакт с местными жителями не вступать, а наблюдать, делать выводы. За два дня им удалось узнать, что в Сельгах стоит небольшой гарнизон, что на колхозном дворе ремонтируются военные грузовики и два артиллерийских тягача, что фамилия старосты Куусела — Бультякова в сумерках сорвала со столба его приказ, разрешающий сельчанам ходить по селу и за околицу с 8 утра до 8 вечера. Кроме того выяснили, что в селе действует две церкви — в южном конце лютеранская, туда вечером шли солдаты, и православная на погосте — там толклись старухи, созванные звяканьем разбитого колокола.