Странно, что до сих молчал. Давил в себе, значит.

Кроме того, понимаю, что это не чистое неприятие моих решений. У Андрея, вероятно, после нашего общего нищенского детства, какое-то болезненное отношение в вопросах физической работы.

— А чем же я буду заниматься?

Строить непрошибаемую гордячку, продолжая гнуть линию своей самостоятельности, не имеет никакого смысла. Мы оба знаем, что, как бы то ни было, в деньгах я не нуждаюсь. Если собираюсь быть настоящей женой, должна это принять.

— У тебя немало времени забирает учеба.

— Да, это так… Но… Все же… Я не зубрю материал сутками.

— В таком случае у тебя всегда есть твои цветы и кустарники.

— Мои цветы и кустарники?

— Да, — подтверждая, берет небольшую паузу. Слышу, как прочищает горло, прежде чем добавить: — Твои.

— Тогда… — уголки губ несмело вверх ползут, голос срывается. — Я завтра закажу саженцы?

Андрей смеется и… притягивает меня к себе. Цепенею, непроизвольно упираясь руками ему в грудь. Шумно выдыхаю куда-то в шею. А вдыхая, словно бы пьянею. От его запаха. Меня струной вытягивает, и бьет мелкая дрожь.

— Заказывай, только рассчитай время так, чтобы доставили, когда чуть оклемаешься, — его голос заметно садится.

Он ведь тоже взволнован нашей близостью, хоть и умеет это контролировать. Мне знакомы эти низкие хриплые ноты. Они действуют безотказно, придавая мне, наконец, необходимой смелости.

— Я уйду из ресторана. А ты мою просьбу исполнишь?

— Любую, — с готовностью отзывается.

Прочищая горло, слегка отстраняется. Почти незаметно. Просто перестает прижимать меня к себе и тем самым, буквально на пару сантиметров увеличивает дистанцию.

— Поцелуй меня… — жмусь обратно.

Кто бы знал, чего мне это стоило… Поверить не могу, что решилась. Дыхание спирает, когда Андрей приближается и замирает напротив моих губ. Я их облизываю и сама к нему подаюсь. Сталкиваемся почти мягко. Потому как он не двигается. Прижимаюсь только я. Прижимаюсь, задерживаю дыхание, жмурюсь и, отступая, очень громко выдыхаю. Не единожды. Забиваю миллиметровое расстояние между нами чередой шумных вдохов и выдохов. И тогда Андрей, наконец-то, сам меня целует. Крепко и страстно, совсем как когда-то. Не давая пошевелиться, ныряет ладонью в волосы и сдавливает затылок. А мне и не нужна никакая свобода… Понимаю, что хочу подчиняться. Не во всем, конечно. Во время близости, когда чувствую его сумасшедшую потребность, готова отдаваться полностью. Язык его встречаю и позволяю доминировать. Сама подстраиваюсь, отвечаю, вкладывая в ласку всю тоску, что скопилась. Андрей же наступает и наступает, словно бы вознамерился окончательно все воздвигнутые границы нарушить, душу мне дотла выжечь.

— Хорошо… Ладно… Бери… — соображаю, что вслух свои мысли оглашаю, когда он вдруг опрокидывает меня на спину и сверху нависает.

Возвращается к губам, и между нами волна жара проносится. Ощущения обостряются до предела, так что ни вдохнуть, ни выдохнуть больше не могу. Обнимаю его руками, скольжу ладонями по плечам и спине, а сама — будто на паузу кто поставил. Когда Андрей припадает губами к шее, резко и надорванно вдыхаю, дрожа всем телом.