Мать вашу…
Этот наряд все мое блядское благородство на корню рубит. Валится, как столетний дуб. Непредотвратимо и с оглушающим грохотом.
Глаза к лицу поднимаю, и вся кровь к паху сливается. Грудь огненными тисками сжимает, продохнуть возможности нет. Вижу, что Тата смелость растеряла. Дает понять, что ждет моего хода. А я просто пытаюсь на нее не наброситься. Знаю ведь, что полноценный секс еще запрещен.
Подхожу к ней. Не разрывая зрительный контакт, кладу обе руки на талию.
— Соскучился? — только Тата способна спросить нечто подобное в такой момент.
— Соскучился, — перехватываю ее ладонь и опускаю поверх боксеров прямо на член.
Ее пальцы охотно сжимаются, а я едва сдерживаю стон.
— Что мне сделать?
Пытаюсь придумать то, что не повлечет за собой сиюсекундный оргазм.
— Поласкай себя.
— А ты? Я хочу, чтобы ты… чтобы тебе было хорошо…
Краснеет и опускается передо мной на колени.
Черт возьми…
Вашу мать…
Ладони машинально находят край стоящего позади девушки комода. Ищу равновесие. Нащупываю, срывая дыхание. Нет, ни хрена не получается. Губы закусываю и дышать перестаю, когда Татка поддевает пальцами резинку и оттягивает трусы. Член, оказавшись на свободе, раскачивается под силой собственного веса. Она останавливает его рукой. Обхватывает и сжимает, я медленно-медленно вдыхаю и стараюсь не кончить, как ошалевший от первой ласки подросток.
— Ты будешь смотреть?
Конечно, я, блядь, буду смотреть. Быстрее сдохну, чем глаза закрою.
Но Татке ничего не говорю. Подталкиваю к члену. Она касается головки языком и, спрятав его, тормозит. Прикрывая веки, трепещет ресницами. Раскатывает мой вкус у себя во рту, судорожно вдыхает запах. Прется, вашу мать… Еще ничего толком не сделала, а я уже готов исчезнуть в никуда.
Надсадно дышу, не скрывая похоти, которая охватила все существо. Нет, это не банальное желание опустошить яйца. Давно нашел бы другие способы. С Наташей узнал, что бывает иначе. Когда физическая близость нужна не ради разрядки. Другие инстинкты преобладают. Это окончательно утверждает мое мужское право над ней как над женщиной. Первобытное такое стремление, неутихающее, кровное. Все прочее после.
Моя ведь. Согласилась. Хочу по всем статьям, чтобы отдалась. Душой и телом.
Тата размыкает губы и вбирает меня глубоко в рот.
Да, вашу мать… Да…
Не стону только потому, что забываю, как дышать. Кайф парализует. Скручивает все внутренности. Мышцы сковывает. Сердце со скрежетом тормозит.
Нет, долго я не продержусь. Не стоит даже пытаться.
Сцепляя зубы, смотрю, как Татка подается назад. Влага и плотно сжатые губы формируют тот самый порочный звук, который заставляет удовольствие подступать еще быстрее. Тата насаживается обратно, а я, ощущая, как семя ударной волной несется по каналу, отступаю назад.
— Нет… — понимает мои действия и протестует. — Давай…
Снова вбирает, окружая теплотой и влагой. Ласково, только она так умеет, сжимает губами и двигается вперед-назад. Кончаю так бурно, словно душу отдаю, выстреливая густыми потоками ей в горло. Девочка моя старается глотать, но часть все же проливается и стекает по подбородку.