«У них в багажнике кассеты и диски, – думала Ика, – им надо срочно куда-то спрятать все это добро. Возможно, туда же они спрячут и меня, будет держать, пока я не расколюсь. А потом убьют по-тихому. Кто, кроме Маринки, хватится? Марк? Ха-ха, из психушки!»

Тома и дядя Мотя говорили еще что-то, но она не слышала. Она опять закрыла глаза, нырнула в свою детскую, уселась на пол и принялась крутить ручку музыкальной шкатулки. Мелодия, лившаяся из круглой жестяной коробки, убаюкивала, заглушала все остальные звуки. Ике захотелось забраться под одеяло. Она свернулась калачиком, согрелась, усадила рядом на кровать маму и папу.

Обычно перед сном с ней сидела мама, читала какую-нибудь сказку. Папа возвращался поздно, заходил поцеловать ее, когда она уже спала. Но сейчас в своей воображаемой норе Ика была полной хозяйкой, и ничего не стоило сделать так, чтобы перед сном с ней сидели оба, мама и папа, как угодно долго.

– Ты все равно скажешь адрес, но мы потеряем время, и тебе будет неприятно. Поверь, тебе будет очень неприятно, так что лучше скажи.

– П-пытать с-станете? – спросила Ика, не открывая глаз.

– Нет. Зачем? Разве мы звери? Существуют другие, более гуманные методы. Современная фармакология идет вперед семимильными шагами.

«Значит, посадят на иглу, – подумала Ика, – лучше бы сразу убили».

В голове у нее образовалась звенящая пустота. Она вдруг ясно поняла, что кончился еще один этап ее дурацкой жизни. Почему, интересно, у других все развивается плавно, постепенно, а у нее какими-то жуткими рывками, будто Боженька ее судьбу ломтями режет. Каждый следующий ломоть ни капли не похож на предыдущий. Как в детской игре, когда один рисует голову, другой туловище, третий ноги, а потом разворачивают и смотрят, что получилось.

Ика быстро выпрыгнула из кровати, босиком добежала до своего письменного стола, взяла листок, цветные фломастеры и стала рисовать портрет своей жизни. Стройные ножки гимнастки в нарядных дорогих туфельках. Уродливое жирное туловище. И черт знает какая башка, может, и симпатичная, но без мозгов совершенно.

Одна Ика была в детстве, до десяти лет. Совсем другая потом, с теткой, до семнадцати.

Третья, с семнадцати до двадцати двух, теперешняя Ика, сегодня, кажется, умерла. Но четвертая еще не родилась, и что это будет за человек, пока не известно.

Только одно она знала точно. Четвертая, новая Ика ни за что не станет сниматься в порно и спать за деньги со старыми извращенцами.

И вдруг молодой мужской голос отчетливо произнес:

– У вас в машине свидетельница, Дроздова Ирина Павловна.

Ика дернулась, открыла глаза, увидела рыжего. Он стоял у приоткрытого окна со стороны дяди Моти, держал в руке удостоверение.

– Да в чем дело, я не понимаю? – сердито спросил дядя Мотя.

– Грошев Матвей Александрович?

– Откуда вам известно мое имя?

Рыжий проигнорировал вопрос и сказал:

– У вас в машине находится Дроздова Ирина Павловна. Будьте добры, выпустите ее, пожалуйста.

– Так, минуточку, а на каком основании? – Голос дяди Моти звучал совсем скверно. Вроде бы он говорил спокойно, но как-то слишком спокойно и медленно. Протянул руку, взял удостоверение рыжего.