– Да, она болела. Я сдала ее сочинение. Я ничего не знаю, я тетрадку не открывала.

Девочка дрожала и плакала. Так и не добившись никакого толку, ее отпустили.

– Я уверен, графологическая экспертиза легко определит, что это подделка, – продолжал повторять Завидов. – Вообще, все вранье, от начала до конца.

– Нет, не вранье, – тихо сказал Соловьев, – в том, что это дневник Жени и никакая не подделка, я лично не сомневаюсь.

– Да брать его надо! В камере он быстро расколется, – рявкнул Завидов, – учитель!

В гостиной телевизор стоял на небольшом комоде. Там, на дне нижнего ящика, под кипами старых газет и журналов, нашли плоскую деревянную шкатулку.

– Это не моя вещь, – прошептал Борис Александрович, – он оставался один в комнате, я выходил на кухню, готовил чай. У него был портфель, небольшой, черный. Он с ним не расставался. Когда сел вот в это кресло, поставил его на пол, у ног.

Старый учитель даже попытался изобразить все в лицах. Показал, как они вышли на балкон, перевесились через перила, разглядывая машину.

Шкатулку открыли. Внутри, в конвертах из папиросной бумаги, лежали пряди волос. Светлая, длинная, прямая. Рядом с ней пара серебряных сережек с аметистами. Рыжая, закрученная спиралькой. Золотое колечко с темным крошечным рубином. Пепельно-русая, короткая и жесткая. Серебряная цепочка с крестиком.

В багажнике машины старого учителя нашли пластиковый пакет, в котором лежали большие стальные ножницы, новая, запечатанная бутылка масла «Беби-дрим», упаковка хирургических перчаток.

Марина Качалова позвонила Соловьеву и продиктовала адрес квартиры, которую снимал некто Марк, как бы писатель, и где он проживал вместе с Дроздовой Ириной Павловной. Марина сказала, что пыталась дозвониться Ике на мобильный, послала несколько сообщений, но ни ответа ни привета.

Соловьев передал трубку Антону. Он не мог говорить. Он допрашивал учителя Родецкого, и ему не хотелось, чтобы майор Завидов брал инициативу в свои руки.

– Тут еще такая ситуация, – сказала Марина, – я понимаю, это вас, в принципе, не касается, но ее тетка в Быкове очень болеет, мои родители живут в соседней квартире, помогают, как могут, и звонят мне каждый день, спрашивают, когда Ика приедет. На самом деле, ей обязательно надо там появиться, срочно. Тетка совсем плоха, родственников, кроме Ики, никаких.

– Так, может, она и уехала туда, в Быково? – спросил Антон.

– Нет. Мои родители знали бы. Я с ними говорила буквально десять минут назад.

Антон отправился на Полежаевскую.

– Не исключено, что этот как бы писатель Марк, с которым она живет, и есть порнограф Молох, тезка нашего маньяка, – напутствовал его Соловьев, – если не пустят в квартиру и откажутся разговаривать, свяжись с районным отделением, вот тебе ордер на обыск. Но это крайний вариант. Сначала ты просто поговоришь с Дроздовой. По идее она должна пойти на контакт, Женя – ее подруга. Да, и учти, Дроздова, когда нервничает, может начать заикаться, так что будь мягким, доброжелательным, насколько возможно.

Дом прятался глубоко во дворах. Когда Антон нашел нужный подъезд и припарковал свой старый обшарпанный «Жигуль» возле новенького шикарного «Вольво», в кармане у него просигналил мобильник.