— Что ты в окно уставилась? — Зинаида Ивановна бросила ей на стол тяжелую папку с бумагами. — Ищи давай чеки. Какие? Знаешь, какие…

Из окна Вале был виден старый тополь. Он стоял на самом солнцепеке. Весной тополь почти на неделю раньше, чем другие, распускал клейкие бледные листочки. Они быстро темнели, глянцевито блестели. Летом густая крона прятала в тени целых три окна, не пропуская в здание солнце.

Теперь дерево потеряло свой летний наряд. Желтые листья сухо трепетали кое-где на его ветках. Несмелый ветерок методично теребил еще неопавшие листья. Вздрагивали тонкие веточки, которыми дерево прикасалось к оконным стеклам, царапало их.

— Ох и надоело! — злилась Корнева. — Спилить это дерево некому. Целый день скрипит, ноет! — Она побросала в сейф папки, бумаги, вставила в замок тяжелый ключ с круглой хитроумной бородкой, повернула его дважды.

— Что же делать будем? Заложит она нас!

Корнева взорвалась:

— Да слушай ты меня! Чего скуксилась? Терять нам нечего!

Был уже вечер. Зябкий, ветреный. Острый желтооранжевый закатный луч солнца пробился в комнату, упал на графин с водой, заиграл в нем расплавленным золотом. Они сидели какое-то время молча. Только что ушла из этой комнаты ревизор Плавцева. Ушла быстро, словно испугалась, чего-то, толком не выслушав объяснений Корневой.

— Знаешь, что будет, если засыпет нас эта ревизорша, а? Представляешь, что это такое? — нарушила молчание Корнева. — Ты почему молчишь? Боишься? Я, думаешь, не боюсь? Страх нам сейчас не помощник. Надо рискнуть. Нет другого выхода у нас. Деньги дадим…

— Не возьмет она, Зинаида Ивановна, — словно очнулась Валя. — Ей-богу, не возьмет. Видели, как испугалась, на телефон все поглядывала. Словно не на счета смотрела, а кобру на столе увидела.

— Может, тысячи полторы для начала дадим? Не согласится — добавим. И возьмет, посмотришь. Не первая такая принципиальная. Розочка, помнишь, строго начинала…

Сколько раз они сидели передо мной, сменяя одна Другую: Корнева, Пащенко…

— Хочу предупредить вас, Валентина Андреевна, расследование обнаружило серьезные нарушения финансовой дисциплины в бухгалтерии института. Пройдет время, и мы предъявим вам и Корневой обвинение. Вы подозреваетесь в соучастии в крупном хищении. В ваших интересах давать чистосердечные показания, — предупреждала я Пащенко.

— Я понимаю, — Пащенко сидела передо мной осунувшаяся, похудевшая. Темные круги под глазами, острые черточки морщин возле губ. — Я готова отвечать на ваши вопросы, Зоя Васильевна.

— Хорошо. Сколько денег взяли из кассы вы лично? Сможете ответить?

— Сумму назвать не могу… Это трудно. Мы брали деньги часто, особенно в последнее время.

— У вас что, в последнее время возросли потребности в деньгах? Зачем они нужны были вам?

— Зачем? Я теперь сама думаю об этом каждый час, каждую минуту. Брала потому, что привыкла брать. Когда есть деньги — в жизни меньше проблем. — Пащенко помолчала, опустив глаза. — Да все равно сейчас, зачем я их брала… Тратила…

— Накануне задержания бухгалтера Корневой вы получили в банке двенадцать тысяч рублей. Деньги эти в кассе не обнаружены. Куда вы их девали?