Расскажи о войне…

Что знаю я о том страшном времени? В детской памяти сохранилось неосознанное, смутное прикосновение к ней. Война вошла в мою жизнь теплым, солнечным днем позднего лета 1941 года. Мне было всего шесть лет. В полдень за нашим селом, у речки, разорвали тишину автоматные очереди. В синем безоблачном небе распластался черной птицей самолет. Я видела, как со старого казачьего кургана торопливо спускались цепочкой к реке чужие люди.

Расскажи о войне…

Моя девочка! Знала бы ты, как нелегка твоя просьба. Войну я познала умом шестилетнего ребенка, но до сих пор не могу растворить в памяти этот камень, брошенный в мое детство. Два года мое село находилось в оккупационной зоне. По его улицам ходили чужие люди, урчали машины, вздымали пыль тяжелыми копытами упитанные лошади. Немцы отобрали у нас улицы, и мы играли на тесных задворках, в огородах. Стоило нам расшуметься — приходил кто-нибудь из старших и говорил: тише, дети, комендант едет. Комендант и пятеро полицейских в черных мундирах блюли в селе «арийский порядок»: не раз пускал в действие свою плетку комендант Тернер. Особенно тогда, когда уводили со дворов скот, выгребали из рундуков остатки зерна. Накричавшись в плаче, каменели в горе наши матери и бабушки. И кто-нибудь, не выдержав, бросал полицейским недобрые слова. Тогда свистела, рассекая воздух, плетка коменданта.

Детство… Отсюда приходят в наш мир добрые и злые, скромные и нахальные — разные люди. Без детства ничего не бывает; пока оно живет в наших сердцах, мы способны на многое.

Помню раскаленный зноем летний день. В теплой перегретой траве отчаянно кричит кузнечик. И потом — тишина. Странная какая-то, пронзительная и гулкая. Над речкой, над пришельцем из древности — курганом оборвались звуки жизни. На вершине кургана — люди. Один, другой, третий — редкой цепочкой спускаются сюда, вниз, к реке. Руки их лежат на темных крестах автоматов. Чужие люди идут к нашему селу, к нашему дому.

Недалеко, чуть правее, был мост — узкий, деревянный, для пешеходов. Они прошли по мосту, грохоча сапогами. Как будто это был их мост. Когда ударил с далекого взгорка одинокий пулемет, они упали под берегом, затаились, испугались.

Через этот мост они бежали обратно, в сорок третьем. Бежали, не успев натянуть свои зеленоватые мундиры. Здесь, на лобастом речном берегу, их настигла смерть.

На войне погиб мой отец. Исчез, пропал без вести. Он так и остался молодым. Мне сейчас на целых десять лет больше, чем было ему, погибшему. Мама до сих пор хранит страшную «квитанцию» минувшей войны — похоронку.

Я не знаю, где он похоронен. Лежит где-то под обелиском. Безымянный. А может, выбили нашу фамилию на мраморе, да я не знаю, где тот обелиск…

На войну уходили с именами, фамилиями, а остались многие лежать в земле неизвестными. Вот чем страшна война. В моем родном селе две братские могилы. Одна на площади, другая в школьном парке. Я не забыла, как тетка моя и другие бабы собирали их из могилок, разбросанных по полям. Привозили на телеге косточки и хоронили то, что осталось. При ком сберегся документик, не истлела бумага, сейчас фамилии на доске выбиты. На той, что у школы, одних лейтенантов семь человек обозначено.