Я осмотрел с осуждением смотрящих на меня больных и полез в сумку.— Я же попросил прощения. С кем не бывает. Прошу прощения ещё раз — ошибся. С кем не бывает? Извините! И чтобы загладить вину, прошу принять небольшой презент — банку питательного и лечебного мандаринового сока, — сказал я и, достав из авоськи тёмно-жёлтую жидкость, под мгновенно сморщившиеся физиономии пациентов, поставил тару на тумбочку пострадавшего. Пока благодарные люди находились в некотором оцепенении от моей доброты, решил ковать железо пока горячо: — Ну так не подскажите, где мой брательник-то находится — Савелий Бурштейн? Мне сказали, что он в пятьдесят восьмой палате лежит.— Ну так и искал бы в пятьдесят восьмой. Может он и впрямь там лежит. Зачем к нам-то пришёл? — спросил один из пациентов одетый в коричневую пижаму с боковыми карманами на пиджаке.— А это какая у вас? — не понял не званный посетитель.— Пятьдесят третья, — шмыгнув носом пояснил усатый.— Да-ну нафиг, — произнёс пионер и сделав пару шагов назад открыл дверь и посмотрел на прикрепленный на ней номер.«Н-да… Ошибся. Затупил. Но блин, какой нафиг дизайнер сделал тройку так, что она была еле-еле отличимая от восьмёрки? Это они там на создании форм, что ль экономят? В форму восьмёрки втыкают пару палочек для разделения и вот вам уже цифра три?! Новаторы блин… А из-за их новаторств, потом честные люди избивают совершенно неповинных больных, или вообще оказываются в Ленинграде на какой-нибудь 3-й улице Строителей».Ещё раз от всего сердца извинился перед честным людом, взял ручную кладь, попрощался, но когда собрался было уходить услышал в спину, негромкий толи вопрос, толи утверждение, которое в задумчивости произнёс, как мне показалось, гражданин в пижаме:— Ребята, а это не тот ли психический, что недавно санитаров избил, да по всему этажу какого-то Севу искал бегая по нашему этажу?«Штирлиц ещё никогда не был так близок к провалу», — подумал Штирлиц и понял, что надо сваливать пока больные не кипишанули и с криками: «Маньяк — психопат вернулся!» — не устроили панику.«Во дела. И чего теперь делать? Идти к Севе, или не подставлять его, а просто свалить? Позвонить, например, Юле, попросить её, чтобы приехала и передала гостинцы своему возлюбленному. Наверняка она согласится, так имеет ли смысл мне рисковать и подставляться самому, да ещё и Севу подставлять? С другой стороны, я же вроде ничего плохого никому не делаю, во всяком случае пока, так чего я дёргаюсь? Попросят уйти, уйду и все дела», — раздумывал посетитель, спешно шагая по коридору.С такими грустными мыслями я нашёл нужную палату, но перед тем как войти оглянулся. Как и следовало ожидать пациенты палаты № 53 в полном составе вывалили на костылях в коридор и наблюдали за мной.— Вот же ж, блин горелый, угораздило так с палатой лохануться?! — прошептал себе под нос я и открыл дверь.Вид открывшийся перед моими очами ничем не отличался от вида предыдущих апартаментов, ну разве, что за исключение пациентов. Как и первая, эта палата, была рассчитана на восемь коек по четыре койки с тумбами у двух противоположных стен перпендикулярных окну и входу. У окна стоял стол и холодильник. Ни раковины, ни санузла в палате не было. Нужно сказать, что сей факт в больницах прошлого меня всегда крайне удивлял. Почему при проектировании здания санузлы в палатах абсолютно не учитывались? Предполагалось, что больные, с ранами разной степени тяжести, все будут ходить в один общий туалет на этаж, куда и здоровому-то ходить лишний раз иногда не комфортно и не приятно. Получалось одно из трёх. Либо такие здания не были предназначены для больниц и проектировались под другие общественные нужды, либо архитекторы думали, что больные будут ходить в утки, куда прилюдно многим взрослым людям ходить просто стыдно, либо эти архитекторы и строители были клиническими идиотами и думали, что больным вообще, в период лечения в больнице, не нужно посещать ни туалет, ни ванную комнату.