Малютин продолжал смущаться. «Главный человек» — формально это так. Но царь и бог — следственные органы, ранее НКВД, теперь НКГБ. У них свое начальство, свои весомые полномочия и возможность ударить по кому угодно (с санкции начальства, разумеется), вплоть до высших партийных бонз.
— Инга Александровна, я вам уже пообещал, что сделаю все возможное, — твердил Малютин. — А вам следует успокоиться, не думать о плохом. Поезжайте домой, выпейте что-нибудь успокоительное, отдохните. Будет трудно, всегда обращайтесь, телефон вы знаете.
— Хорошо, Павел Егорович, я пойду, не буду вам докучать. — Женщина вздохнула. — У вас и без меня много дел…
— Хотите, я вас отвезу? — неуверенно предложил Малютин. — Или Акулов отвезет. Уже вечер, скоро стемнеет…
— Не надо беспокоиться, Павел Егорович, я сама доеду на автобусе, здесь неподалеку останавливается мой маршрут. Ведь добралась же сюда сама…
— Могу я отвезти, — негромко предложил Максим.
— Да, конечно, — встрепенулся Малютин. — Это отличное предложение. Товарищ Шелестов вас отвезет. Не стоит вечером одной ходить по городу. Эти автобусы ходят в час по чайной ложке. Действуйте, Максим Андреевич, а потом доложите, что довели Ингу Александровну до квартиры.
Женщина равнодушно пожала плечами. Ей было безразлично, с кем и на чем.
Дорога заняла не больше пятнадцати минут. Машина с горкомовскими номерами уверенно ехала по городским кварталам. Движение к вечеру спало. Прохожие тоже попадались нечасто. Завершили работу предприятия и магазины. В центре работали несколько ресторанов, в сквере гуляла шумная компания.
Инга молчала, ежилась, теребила застежку сумочки. Максим иногда поглядывал на нее, но не решался завести беседу. Подъехав к нужному дому на улице Фрунзе, он сбросил скорость, въехал во двор, окруженный платанами.
— Вы знаете, где я живу? — насторожилась Инга.
— Знаю дом, — отозвался Максим. — Павел Егорович показывал. Номер квартиры не знаю.
— 24-я, на втором этаже, это последний подъезд…
Он съехал с дорожки, поставил громоздкую машину под кустами. В доме обитали представители советской и партийной «аристократии» — здесь стояли пара «эмок», поблескивающий свежей краской «ГАЗ-61».
— Спасибо, Михаил Алексеевич… — вздохнула женщина. — Дальше я сама дойду.
— Максим Андреевич, — поправил Шелестов. — Впрочем, это не важно. Я обязан довести вас до квартиры, это приказ Павла Егоровича.
— Как вам будет угодно. — Она пожала плечами и стала выбираться из машины.
Он придержал тяжелую дверь подъезда, пропуская женщину. Свет в подъезде не горел, она нащупывала ступени. Максим терпеливо ждал, не зная, должен ли он ей помочь. В подъезде было глухо и гулко, с улицы едва просачивался вечерний свет. Женщина возилась с ключами, у нее дрожали руки. Дверь отворилась, из квартиры пахнуло воском, словно там жгли свечи. Зажегся свет в прихожей.
— Вот я и дома, спасибо, Максим Андреевич… — Она поколебалась. — Не хотите войти?
— Разве что воды испить, — улыбнулся он, — а то в горле пересохло. Не волнуйтесь, я на минутку.
Он переступил порог, задержался на коврике. Женщина, сутулясь, блуждала по просторной квартире, включала свет. Загорелась люстра, пара настенных светильников. Очертились двери в комнаты, их было не меньше трех, осветился проход на кухню. Там тоже загорелся свет, звякнул стакан — она наливала воду. Потом вышла со стаканом, протянула его Максиму.