«А ведь сам, поди, людей допрашивал, — мрачно подумал Шелестов, — разве должность к тому не обязывает?»

— Павел Егорович, ты же знаешь меня… — Арестант опять зашелся пугающим кашлем.

— Знаю, Николай, конечно, знаю, — вздохнул Малютин. — Насколько можно узнать человека за четыре месяца… Скажи мне честно, Николай, как подобает коммунисту: ты вовсе не чувствуешь себя виновным?

— Но не в предательстве же! — вскинул голову Костров. — Не в пособничестве нашим врагам! А этим только дай волю, увлеклись, сами не соображают, что делают…

— В городе действует разветвленная сеть немецких агентов, Николай, — вкрадчиво сказал Малютин, — вы брали одного, другого — их меньше не становилось. Берзина отправили на усиление, поскольку плохо справлялись. Ты должен был работать с ним в полном взаимодействии. Берзин что-то выяснил, потянул за ниточку. Возможно, след был ложный, и все же он вошел в контакт с врагом. Пусть Берзин волк-одиночка, не желал делиться лаврами, все хотел сделать сам, но ты-то как это проворонил? Почему не пристроил своего человека в его группу? Почему все пустил на самотек? Ты виноват, Николай, признайся. Ты самоустранился, потерял хватку.

— Ладно, Пал Егорович, я все понял, — вздохнул арестант. — Что ты хочешь от меня? В дом свой позвал. Может, ужином накормишь?

— Накормил бы, — крякнул Малютин. — Да, боюсь, не поймут такого панибратства. Сам понимаешь, в той же кухне варился. Хорошенько подумай, вспомни последний день, когда ты видел Берзина и его людей. Любая ниточка, любое неверно брошенное слово. Может, кто из твоих людей мог слышать? Помоги, Николай, и обещаю, к тебе отнесутся по-человечески.

— Да обдумался уже, Пал Егорович… — взмолился арестант. — Берзин тем еще партизаном был, никогда ничем не делился, только с других требовал. Как же, он ведь из самой области…

— А ты еще подумай, — настаивал Малютин. — Глядишь, и родится чего.

— Ладно, подумаю… — Арестант опустил голову. — Что с моей супругой, Пал Егорович?

— В порядке твоя Инга, не волнуйся. Никто ее не собирается арестовывать. Я присмотрю за ней, пока ты… ну, сам понимаешь.

— Пал Егорович, может, замолвишь за меня словечко? — Костров поднял голову, губы его задрожали. — Ты ведь не последний человек, сделай что-нибудь, похлопочи, я по гроб жизни не забуду… Ведь не враг я, пойми, не враг. Сам не понимаю, за что страдаю…

— Ладно, — поморщился Малютин. — Сделаю все возможное, чтобы облегчить тебе существование, поговорю кое с кем. А ты подумай, о чем я тебя просил, это очень важно.

Арестант закивал, снова зашмыгал носом.

На душе остался осадок. Заходило солнце, тускнели дневные краски. Максим приводил в порядок мысли, со своими людьми почти не контактировал. На дачу прибыли двое в штатском с удостоверениями НКГБ. Малютин представил их лично: старший лейтенант Цветков, старший лейтенант Малашенко. Люди проверенные, не первый год в органах. Им можно доверять. У них имеются все полномочия, они имеют право добывать от имени Малютина любые нужные сведения. Один из них будет постоянно сидеть на телефоне, другой — бегать по поручениям, если таковые появятся.