Баранку влево — фаэтон съехал в кювет, накренился. Максим схватил за рукав ворчащего секретаря горкома. Тот опомнился, выдернул руку, сам, отдуваясь, начал выбираться из машины. Они скатились в канаву под треск хвороста, распластались на земле. Вторая машина чуть не протаранила первую, водитель успел остановиться, но тоже съехал в кювет. Народ высыпался в канаву как горох.

— Павел Егорович, с вами все в порядке? — кричали охранники.

— В порядке, в порядке, — огрызался Малютин. — Эй, архаровцы, не вздумайте стрелять! Нас же провоцируют!

Это не было похоже на провокацию — пули могли и зацепить. Малютин продолжал оглашать пространство нелитературными оборотами — безобразие, чуть первого секретаря не подстрелили!

— Вот же суки, вконец обнаглели… — негодовал он. — Чуют свою безнаказанность, знают, что не ответим… А протест начнем выражать, сделают круглые глаза — мол, мы ничего не знаем, мы строго придерживаемся соглашений, мир, дружба, вы сами затеяли эту провокацию, чтобы скомпрометировать мирную немецкую армию.

Бойцы рассыпались по канаве, приготовили оружие. Неподалеку лежал Сосновский, злобно пыхтел, норовил приподняться и обиженно поглядывал на командира группы.

— И что мы смотрим, как слон на посудную лавку? — разозлился Шелестов. — Еще не научены горьким опытом?

— Ага, еще не научены, — согласился Буторин. — Откуда ему взяться, этому горькому опыту-то?

— У нас по другой части горький опыт, — вставил Коган.

Сосновский стал нервно хихикать — приключение, черт возьми. Выдержку не потеряли и то ладно. Шелестов медленно приподнялся. Потом передумал, водрузил кепку на подвернувшуюся под руку ветку, выставил вверх.

— Ага, там такие идиоты, — прокомментировал Сосновский.

— Разговорчики, — буркнул Максим. — Так, Павел Егорович, рисковать своими буйными головами мы не будем. Всей компанией ползите по канаве метров тридцать, пока вас не прикроет ивняк на берегу. Да головы не поднимайте, к земле прижимайтесь. Согласитесь, лучше чуток поползать, чем заказывать поминки?

— Послушай, Максим Андреевич… — закряхтел Малютин, — ты чего тут раскомандовался?

— Ситуация требует, — не смутился Шелестов. — Вы командуйте своим горкомом, городом, чем угодно, а сейчас уж позвольте мне распоряжаться. Пусть останется водитель второй машины и делает, как я.

Они ползли по канаве, вовсю крыли презренную Германию. У Сосновского проснулось чувство юмора, вспомнил про гусеницу-сороконожку.

Максим вскарабкался на водительское сиденье, при этом сгибался в три погибели, чтобы голова не торчала над бортом. Краем глаза удостоверился, что плечистый паренек во второй машине копирует его действия. Машина рывками пошла задним ходом на дорогу. Баранку вправо, и она, как ошпаренная, ринулась вперед.

Опять застучала очередь. Автоматчик поздно среагировал — пули просвистели между машинами. А ведь явно не на устрашение стреляли!

Второму водителю хватило сноровки не отстать, а потом остановиться, не протаранив головную машину. Опасную зону они проскочили. Возмущенные спутники погрузились в машины, колонна продолжила движение.