Светел не послушал вражьего голоса. Развернулся прыжком, ринулся назад по своему следу. На крыльях пронёсся долгим бедовником: лёту больше, чем бега! Развернулся, вздыбив снежную тучу, так, что шарахнулись работники, а головной возчик окликнул:

– За тобой, господин опасный витязь, нешто души безугомонные погнались?..

Светел рассмеялся, принял гордый вид, побежал к хвосту поезда.

Непогодье вёл упряжку, парень с девкой, держась по-прежнему неразлучно, шли за нартой.

– Значит, – спросил Светел, – в ваших местах Прежними пугать принято? Их песнями боевыми?

– Кто пугал, того пытай, – ответил хмурый старшак.

Неугас весело добавил:

– Про песни боевые Галуха всё знает.

– Галуха?

– Гудила, с нами пришёл. Ты его в сани взять велел.

– А он и пригрелся, – вставила девка.

– Теперь у Зорка со стола крошки клюёт, нас знать не хочет.

У Топор-камня сладили привал. Зорко с домочадцами по одну сторону, непогодичи по другую. Светелу не было дела: пусть супорятся, лишь бы не дрались, а схлестнутся, уж он управу найдёт. Распряжённые оботуры долбили мощными копытами снег, жевали хвойные ветки. Мальчишек постарше отправили искать сушняк. Первые же найденные хворостины обратились в мечи.

– Я Ойдриг Воин буду! Он злое племя прогнал!

– Я старше. Мне Ойдригом быть. А ты…

– Я тогда Эрелис Перводержавный!

– А кто враг будет?

– Иди сюда, Котёха!

Спесивая Котёхина мачеха лебезила перед шибаем, отряхивала валеночки большухе. Пасынок боялся ига, трепетал взрослых, робел сверстников.

– Ты вроде бой давал дикомытам? В снежки?

– Ну…

– Как было, сказывай!

Светел, идя мимо с возчиками, поглядел мельком. Котёха залился густой краской:

– Так и было. В снег под ногу затоптали…

– Во! Ныне ты у нас дикомыт. Становись, притаптывать будем.

– Да не мы. Они нас…

Его не услышали. Поднялась ребячья возня, оживлявшая прошлое так, как оно помнилось людям.

В сумерках зажгли костры. Зорковичи – на железном поддоне, непогодичи – в старом котле. Не ради пищи или тепла, ради обереженья. Многим начало казаться, будто удача похода переменилась. С севера налетел гудящий порыв, за ним сильней и сильней, задуло неровно, бахорями, голомянами, вихрями. Лес отзывался сперва шорохами, это съезжали наросшие панцири снега. Потом… повеяли гулы. Глухие, неясные. Тысячные рокоты невидимых струн. С неба… из-под земли… из-за хрустальной грани миров…

Возле костров примолкли все разговоры, поезжане творили святые знамения, жались испуганной кучкой. Смотрели, не пойдёт ли пламя зловещими зелёными язычками. Светел неволей припомнил Острахиль-птицу, кликавшую ужасом среди звёзд. Нет! Тому зыку не было имени и природы. Нынешний – жил, стучался, звал душу.

«Прежние! С песнями боевыми…»

Он сидел у костра Непогодья, привалясь спиной к своим санкам. Руки сами нашли чехолок с гуслями, лежавший сразу под бронёй и мечами.

Крылья лебединые, щёкот соловьиный, сердце соколье…

Светел поставил Пернатые ребром на колени, взялся за шпеньки, слаживая сутуги под голосницу лесных струн. Одна повела, другая приговорила! Светел начал перебирать, угадывая созвучия. «Древние Боги», что Крыло пел? Нет… «Кто ты, витязь»? Вновь мимо…