Одежду Марека я бросила на пол в его комнату. В следующий раз догадается дверь запереть. А еще – подумает, прежде чем Моравянку обижать. Тоже мне, мститель-балабол.

В трактирной зале было прибрано и тихо. Чистая сковорода блестела на плите в пробивающемся сквозь щели ставень лунном свете. Мое чудесное орудие! Опустив сковородку в чехол и набросив на плечи удобные лямки, я вышла через кухню, пересекла хозяйственный двор. Поленница у дровяного сарая манила возле себя задержаться. Но я не стала. Даже если шкатулка уже там, дела это не меняет. Сначала олень, потом все остальное. На обратном пути загляну.

Толкнув калитку, я зашагала по дороге, сразу взяв хороший темп, быстрый, но размеренный. Одежда на мне была мужская, удобная: короткие штаны на подтяжках, рубаха, гольфы до колен и крепкие ботинки с толстой подошвой. Для нашей местности ничего лучшего не придумаешь. Сюртук надевать не стала, жарко.

Из города выбралась через пастушьи ворота. Сейчас около двух, к четырем буду на месте, то-сё, значит, вернусь уже после рассвета, раздам работникам указания и завалюсь спать. Между двумя последними пунктами надену на Марека браслет. Ну или завтра ночью, подожду, пока заснет и обраслечу по полной. Пан Килер абсолютно прав, тянуть с этим не стоит. И дело не в празднике Медоточия, в этом году, я решила, в Лимбурге будет другая хороводная королева. Пусть она выбирает мужа, любая девушка будет счастлива такому подарку и с удовольствием уступит мне честь дежурить у священных камней. Обряды обрядами, но смысл в том, чтобы кто-то просто слушал до рассвета болтовню каменюк. Это буду я. Вот и все. А Марек… Маг меня боится, значит, жалеть не будет. Нужно успеть нанести удар первой.

Чтоб дорога казалась короче, я стала вспоминать все, что успела узнать о существе, с которым мне предстояло встретиться.

– Олень с золотыми рогами, – бормотала я в такт шагам, – перевертыш-замануха, последний раз появлялся неподалеку от Вомбурга лет пятнадцать назад.

– Четырнадцать, – поправили меня негромко. – Четырнадцать лет, девять месяцев и четыре дня.

Я посмотрела на толстенького мужчину, семенящего рядом.

– Вельможный пан тогда от его рогов погиб?

– Не рогов, – он чуть развернулся, стало видно, что живот его точно по центру аккуратно распорот.

Нож? Значит, наш олень на самом деле человек? Фахан? Ой, тогда я, пожалуй, лучше домой пойду. Пусть бургомистр сам со своим сородичем разбирается. Тем более нож…

– А отчего вельможный пан до сих пор в чертоги Спящего не отправился?

Толстячок всхлипнул, по бледным пухлым щекам потекли черные дорожки:

– Месть не пускает, жжется. Этот нелюдь Марысечку мою, доченьку…

Понятно. Почтенный вомбургский лавочник хотел отомстить чудовищу, но не смог. Поэтому почти пятнадцать лет призраком за золоторогим оборотнем таскается. Не особо приятная послежизнь. Иногда со временем такие призраки, которые не смогли начатое закончить, забывают, что именно их держит. Однажды такая несчастная потерянная душа упрашивала меня развоплотить ее сковородкой. Этот хоть помнит.

Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила меня остановиться посередине просеки, до склона Юнгефрау было еще далеко.