Марек сунул длинный нос в мои волосы, пробормотал:
– Минуточку помолчи, какой аромат…
– Отпусти!
Мне облизнули мочку уха, горячий язык прошелся по шее, замер у ключицы.
– Яд, чистый яд. Сладкий, одуряющий… Ты собиралась оцарапать кожу, чтоб приманить оборотня запахом крови? Не нужно… я успею первым… всю… сразу…
Чародей тяжело прерывисто дышал, а я, как моравская колбаска, аппетитно шипела на сковородке. То есть сковородка оказалась между нами, я бедрами вжимала ее в Марека. Опомнись, дурочка, он хочет тебя сожрать, не поцеловать, не заняться любовью, а просто съесть. Я хрипло расхохоталась:
– Пару лет назад в округе стригой шалил, кровосос, так он, когда я ему зубы вышибла, так же лизался.
Упершись коленом в сковороду с такой силой, что Марек болезненно охнул, я распрямилась и выкарабкалась из ямы наверх, там спокойно оделась, заправила рубаху в штаны, подтянула гольфы:
– Давно за мной следишь?
– От городской стены. – Марек выбросил ко мне сковородку. – Петрик сказал, ты непременно к Юнгефрау пойдешь, значит через браконьерские ворота…
– Пастушьи.
– Неважно. У ворот я тебя уже унюхал. Горазда ты, Моравянка, сковордкой махать. В более цивилизованном, чем ваше, королевстве игра такая есть, жё-де-по́м называется, в ней благородные лорды и леди бьют ракетками по мячу, чтоб его через сетку перебросить. И, знаешь, Аделька, в жё-де-поме равных тебе не будет.
Он выбрался из ямы и теперь рассматривал выпавшую из-под моей одежды накидку пани Новак:
– Сеть? Предусмотрительно.
– Ты зачем за мной шел?
Он многозначительно поднял руку, выдернул из рукава остаток обметочного рузиного шва:
– В благопристойном Лимбурге, оказывается, свое имущество ни на минуту оставить нельзя. Отвернешься – испортят. Значит, врут, что Моравянка с иглой не дружит?
– А я твое имущество? – не ответила я на вопрос. – Или ты надеялся добычу у меня из-под носа умыкнуть?
– Не умыкнуть. – Марек посмотрел на вершину горы. – Помочь вельможной панне трофеи в магистрат доставить. Она же, наша панна-защитница, сама этого не сделает, не привыкла награду за свою работу получать.
Я поморщилась: действительно, не собиралась на тысячу призовых талеров претендовать.
– Таков обычай.
– Теперь другие будут, – сказал Марек строго. – За каждого лессера, Аделька, наш бургомистр будет платить положенную цену.
– Кем положенную?
– Мной! И поверь, суммы, с которыми пан Килер расстанется, ни в какое сравнение не идут с выгодой, полученной им от уничтожения нечисти.
Спорить я не стала, спрятала в чехол сковороду:
– В любом случае на сегодня охота закончена. Оборотня я спугнула, приманивать его при тебе не собираюсь, так что можем в город возвращаться.
Марек подождал, пока я развернусь и сделаю несколько шагов:
– Кто бы мог подумать, что мужская одежда Адельке к лицу. – Смотрел он не на лицо, а пониже спины, где тонкая кожа штанов облегала мои бедра.
Легко отбив протянутую ко мне руку, я предложила:
– Или давай сегодня дело закончим. Ты позволишь мне себя связать, и я продолжу охоту.
– Этим? – Марек тряхнул накидкой, разворачивая ее. – А вдруг темпераментная панна Аделька желает меня слабосильного стреножить и зацеловать до смерти?