Дружный смех снял зажатость и отвел напряжение. Дышать стало вольнее. Даже подозрительный взгляд Риммы Эдуардовны как будто потеплел.

– А как вы полетите? – поинтересовался я. – Через Каир?

Дворский мотнул головой, собираясь ответить, но его опередила Инна.

– Через Ташкент! – выпалила она, закатывая глаза. – Потом Дели… Джакарта… Это в Индонезии. Сидней… Это в Австралии. А дальше куда, папочка? Я забы-ыла…

– Крайстчёрч, – тепло улыбнулся Федор Дмитриевич. – Это в Новой Зеландии. И – в Антарктиду. Сначала к американцам, на Мак-Мёрдо, а уже оттуда – на нашу Молодежную. Там хороший аэродром, годится для «Ил‑18». Ледник, правда, а на нем – громадный слой снега. Самолет в такой мигом зароется и скапотирует…

Инкина мама тревожно вскинула голову.

– И вы расчистили полосу! – уверенно предположила Лариса.

– Нет, умяли снег катком до твердой корки! Посадка, как на гладкий бетон.

– А чем в Антарктиде пахнет? – захлопала глазами Инна. – Ну, вот выходишь ты из самолета, и?..

Глаза Дворского, синие, как айсберг, элегически прижмурились.

– Свежестью пахнет! – выдохнул он. – Морозной такой. Лазурное небо, белый снег и оранжевые дома на сваях. Картинка!

– На сваях? – Глаза у дочери пораженно округлились. – Так пол же холодный будет!

– Нормальный там пол! – рассмеялся отец. – А сваи… Это чтобы ветер снег под домом прометал. Иначе занесет, как в Мирном – там теперь через крышу выбираются… Нет, в Антарктиде хорошо, хоть и холодно. Зато все такое… чистое, что ли. – Федор Дмитриевич хохотнул, немного смущаясь порыва откровенности. – Со школы мечтал побывать в краю непуганых пингвинов. И сбылось! «Гляциолог? Давай, на борт!» И все… «Отдать швартовы! Полный вперед. Курс на юг!» – Он смолк, заново переживая волнующие минуты бытия. Затем, словно вынырнув из давних грез, окинул взглядом свой «девичник». – Римма больше всего на свете хочет вернуться в Ленинград…

– Город моей юности… – загрустила Эдуардовна. – Очень по нему скучаю! И завидую Инке.

– Сравнила! – распахнула Хорошистка глаза. – Ты там сколько лет прожила, а мы всего на три дня!

– Все равно…

– Ларису со страшной силой тянет на БАМ… – продолжал Дворский свой расклад, мимолетно погладив жену по плечу.

– Ага! – засветилась Федоровна. – С шестого класса еще загадала два желания. Вот, думаю, выйти бы на бахчу, а кругом спелые арбузы! Выбирай любой и лопай, прямо на грядке. А другое… Вот, думаю, сяду на поезд и где-нибудь в Сибири, темным вечером, сойду. На маленькой, мне самой не известной станции. Наугад! А утром узнаю, куда же меня забросило желание…

– …А Инна мечтает сниматься в кино, – закончил Федор Дмитриевич.

– Правда? – пришел мой черед удивляться.

Хорошистка мило заалела щечками.

– Правда. – Она тихонько рассмеялась, прикрывая губы ладошкой. – Помню, все в «дочки-матери» играют, а я своих кукол рассажу – и устраиваю им театр!

План созрел у меня моментально. Я быстренько все просчитал – в Одессу за станками мы двинем после октябрьских, и надо точно подгадать…

– Миша, заснул? – Инна со смешком пихнула меня в бок.

– Задумался человек! – уточнила Лариса.