Правду говорят: пока в другой стране не побываешь в гостях у обычных людей, страны не узнаешь!

Дом, в котором у Лиды с мужем была квартира, стоял на пересечении двух каналов, прямо над водой. Дом – чистый, квартиры – просторные, многокомнатные – признак достатка семьи. Каждый этаж опоясан широкой открытой галереей. В каждой комнате – огромные окна от пола до потолка, завешанные только лёгким тюлем, а к сводам галереи крепились свёрнутые циновки. Но ими, наверное, редко пользовались: угол дома выходил на элитную северную сторону. С канала веяло свежестью. В квартире, почти свободной от мебели, было чисто, просторно и, по здешним меркам, прохладно, ветер играл с белыми занавесками.

Смутно помню, как познакомилась с Лидиным мужем. Средних лет, худощавый, с необычным разрезом глаз и золотисто-коричневым цветом кожи, как все местные, и, как все местные, небольшого роста. Он был в костюме и пёстрой рубашке без галстука. Едва поприветствовав меня и выпив с нами чаю, он деликатно устранился из общения.

Под ногами шумно резвилась ребятня, казалось, что одновременно – во всех помещениях большой квартиры. Но Лида замечательно и без напряжения управляла ватагой. Ребята продолжали играть и не замечали, что ими руководят.

Мы с Лидой устроились на полу, на циновке посреди одной из комнат. Я и не заметила, как ноги сами собой сложились лотосом.

Я слушала рассказы Лиды о её жизни в этом необычном уголке мира, о детях, о том, как устроен быт, и об отношениях с соседями. Лида рассказала, что за детьми иногда присматривает няня, и освободившееся время она посвящает очень интересным занятиям: осваивает разные восточные ментальные практики. Лида ходила на групповые занятия медитацией и – единственная европейка! – получила диплом мастера и право обучать других. Изучает тайскую традиционную медицину. Занимается индивидуально с мастером, который учит её очень необычным вещам: например, перемещать предметы, не прикасаясь к ним физически.

Каждое слово подруги было мне безмерно интересно: начиная от истории о продуктовом рынке, плавучие палатки которого расположены на воде, и куда надо плыть на лодке по каналам – и заканчивая огнём, который можно зажечь по щелчку пальцев одной силой мысли. Но, слушая в оба уха, я не переставала заливаться слезами.

Над всем происходившим доминировала одна мысль: я вижу Лиду последний раз в жизни. Едва обретя единственную свою подругу после тринадцати лет разлуки, ровно через час я потеряю её навсегда, потому что не представится же второго случая приехать в эту далёкую страну. А сама Лида, раз уж приняла гражданство этой страны, вряд ли вернётся в Советский Союз, так и проживёт на чужбине до скончания века.

Я попросила Лиду не обращать внимания на мои сопли, чтобы не терять драгоценного времени. Подруга, прекрасно понимая, что со мной творится, сама оставалась спокойной. Поила меня зелёным чаем, говорила легко и весело и сама с интересом меня расспрашивала.

Прошёл условленный час или чуть меньше. Лида вытащила припрятанный в одежде квадратик писчей бумаги и молча положила передо мной на пол. Я взяла в руки листок и автоматически стала разглядывать сделанный на нём от руки незатейливый рисунок: криво собранные вместе две линии и кружок – будто ребёнок, играя, нацарапал и бросил.