В начале года стало понятно, что умирает один из моих пациентов — Джеб. За восемь месяцев до этого, когда меня только выписали из больницы после пересадки стволовых клеток, он позвонил и сообщил, что болен раком толстой кишки. Потом Джеб переехал в хоспис. Все произошло стремительно. Он выжил в джунглях Вьетнама, но сейчас вступил в борьбу, которую ему было не выиграть. Я навещала своего пациента в хосписе уже не как психолог, а как друг, который хорошо знал его самого и его жизненную историю.

Раненный во время войны во Вьетнаме и ставший инвалидом Джеб появился на пороге моего офиса пятью годами ранее. Из-за раздробленных ноги и таза у него была нетвердая походка. Раны он получил, когда в окопе, в котором он сидел с другом, разорвалась граната. Дело было ночью под Сайгоном. В Штаты мужчина вернулся в самом плачевном физическом и психическом состоянии. Ему периодически мерещились сцены войны: разодранное разрывом тело приятеля, сержант с ожерельем человеческих зубов на шее, отдавший Джебу приказ стрелять по деревне, в которой жили одни старики и дети. И так далее. Воспоминания не давали ему покоя. Он женился до того, как ушел на войну, а когда вернулся совсем другим, жена с ним развелась. Я много работала с пациентом, пытаясь помочь ему примириться с прошлым.

Джеб рассказывал мне об ужасах, которые видел на войне. Не знаю, сколько из того, чем он со мной поделился, я приняла, так сказать, на себя или слишком близко к сердцу. Я не знаю, насколько отсутствие спокойной семейной жизни повлияло на то, что у меня развился рак. Я люблю свою работу и всегда выкладывалась на сто процентов. Думается, что, когда у нас все было хорошо с Чарльзом, мне было легче абстрагироваться от чужого ужаса и боли. Я работала с Дафне, которая в восьмилетнем возрасте наблюдала, как ее мама, истекая кровью, умирала на полу от аневризмы — болезненного расширения кровеносных сосудов. Я работала с Евой, в одиннадцать лет застрелившей свою любимую бабушку. И слушала истории разных людей и переживала, словно сама была участником или свидетелем тех событий. Сколько чужой боли я впитала? Неужели я не сумела оградить себя от влияния трагических историй? Смогла бы я лучше защитить себя, если бы ситуация с моим мужем была бы более благоприятной? В течение многих лет наш брак сложно было назвать тихой заводью или мирным пристанищем.

Я все еще периодически заглядывала в дневник Чарльза. Я не могла избавиться от этой привычки, как не могла перестать переживать из-за прочитанного.

Я мечтала избавить себя от общества Чарльза, но даже мысли об очередном переезде меня страшно пугали. Последний раз дался мне тяжело, на него ушло слишком много физических и моральных сил, и пережила я это исключительно при помощи выдержки, упорства и удачи. К тому же я волновалась за детей. Им снова придется расставаться с друзьями и менять школу.