Весь год, в течение которого я проходила курс лечения, Чарльз палец о палец не ударил для того, чтобы поддержать детей и помочь им разобраться со своими чувствами по поводу моей болезни. И пусть Сэмми был еще маленьким и мало чего понимал, но Элли явно была в ужасе от всего, что происходило со мной. Тогда же у нее появилась боязнь высоты. Началось с того, что дочка однажды проехалась в стеклянном лифте в больнице, в которой навещала меня, когда мне делали пересадку стволовых клеток. После этого она к нему вообще не подходила и начала заметно напрягаться каждый раз, когда вступала на эскалатор или входила в лифт. В машине Элли боялась проезжать по мостам. Еще ее пугали насекомые и мелкие грызуны.

Я решила обсудить это с Чарльзом и предложила показать дочку специалисту. Даже не дослушав до конца, муж закатил глаза, а потом с неприязнью на меня посмотрел.

— Господи, Ди, она обычный одиннадцатилетний подросток, у которого начинается переходный возраст. Оставь ее в покое, и все будет нормально.

— Но, Чарльз, это не просто переходный возраст. Дочери пришлось сменить школу, она видела, как серьезно я болею, и переживала за меня. Элли замечает, как изменились наши с тобой отношения. Это для нее большой стресс, и я бы хотела помочь ей с ним справиться.

Я сделала глубокий вдох, повернулась и поднялась по лестнице из подвала. В то время мы еще не разошлись и не жили отдельно, поэтому я не была обязана получать разрешение Чарльза на прохождение детьми курса лечения. Я решила найти специалиста, который возьмется работать с Элли по медицинской страховке и с кем дочь сможет откровенно говорить. Учитывая наши ограниченные финансовые возможности, этот психолог, возможно, будет не тем, кого бы я выбрала, если бы у меня были деньги, но я в любом случае собиралась его найти, несмотря на мнение мужа о том, что у Элли все в порядке. Будучи детским психологом, я видела, что моей дочери необходима специализированная помощь.

На фоне того, что мой брак разваливался и Чарльз даже не скрывал свои связи на стороне, я ощущала себе некрасивой и абсолютно нежеланной. И я решила не откладывать операцию по реконструкции груди и сделать ее в ближайшее время. Я понимала, что после развода мое финансовое и психологическое состояние, скорее всего, будет сложным. Благодаря операции я хотя бы не буду чувствовать физической ущербности.

Операцию назначили на восемь утра 17 декабря. Папа заехал за мной в семь, чтобы отвезти в больницу. В отличие от предыдущих случаев хирургических вмешательств, в этот раз я не чувствовала страха, а ощущала как будто даже приятное волнение.

Когда я очнулась, за окном был поздний вечер. Не считая звуков капельницы, в палате стояла тишина. Вскоре вошла медсестра и спросила, нужно ли мне подогретое одеяло. Я улыбнулась и кивнула, а сама положила ладонь на грудь, даже под повязками ощущая появившуюся симметричность окружностей. Я так и лежала с руками на груди, наслаждаясь ощущением собственного тела. В тот момент я поняла, что решение сделать реконструкцию груди было правильным. Наконец-то я чувствовала себя полноценным человеком, то есть именно такой, какой я хотела быть во время развода.