— В воскресенье я нашла в магазине Great Finds & Designs чудесное небольшое керамическое панно. Очень милое, моей маме оно бы точно понравилось. Вещица стоила всего 35 долларов, и я ее купила, — рассказывала я доктору Путман во вторник. — В тот же вечер я повесила панно в столовой и попросила Чарльза прийти посмотреть. Конечно, мужу не понравилось, где именно я повесила эту вещь, и он предложил перевесить ее на противоположную стену. Чарльз постоянно так себя ведет. Ему надо что-то изменить только для того, чтобы сделать по-своему. Я перевесила панно и снова позвала его взглянуть. Он вернулся в столовую, ничего не сказал, изобразил на лице недовольство.

Я замолчала.

— И что было потом? — спросила доктор Путман.

— Я даже не успела ничего сказать, потому что муж тут же произнес: «Если бы ты сразу повесила правильно, этого бы не произошло». Чарльз не извинился, а просто снова переложил вину на меня. Я, конечно, дико разозлилась и заорала: «Черт тебя подери! Гребаный урод!» Я махнула рукой и задела стул, он упал, и спинка раскололась. Получается, это я вела себя неадекватно, — я рассмеялась, хотя ничего смешного в моем рассказе не было.

— Мне кажется, что я еще не говорила тебе об «автокатастрофе на 95-м шоссе», — сказала я в четверг во время следующей встречи. — Когда в первый раз я услышала от Чарльза эту фразу, то ничего не поняла и попросила объяснить. На его лице появилась странная застенчивая улыбка, и муж ответил: «Ну если бы мои родители по пути к нам попали в аварию и погибли, то мы бы получили наследство, и это избавило бы нас от финансовой катастрофы».

Рассказывая эту историю, я переживала о том, что подумает доктор Путман. Шокируют ли ее слова Чарльза, как шокировали меня, когда я их услышала? Психоаналитик молчала.

— Сейчас я думаю, интересно, а он уже просчитал выгоду от моей смерти?

Я снова нервно засмеялась. Серая полосатая кошка доктора, по кличке Марго, запрыгнула ко мне на диван и прилегла рядом.

Неожиданно меня словно передернуло, я быстро встала и пересела в кресло с обивкой персикового цвета, стоявшее напротив моего психоаналитика. Я почувствовала, что мне срочно надо ей кое-что сказать и услышать ее реакцию.

Когда я, наконец, почувствовала в себе достаточно сил, чтобы высказать свою мысль, то произнесла:

Но у меня словно нет доказательств его ненависти, понимаешь? Нет улик. Он всегда говорит спокойно, рационально и уравновешенно, это я ору и кидаю мебель. Если я избегаю конфликта и ухожу в другую комнату, пытаюсь чем-то себя отвлечь, Чарльз идет следом. Еще одно «пожелание» от него, что я должна делать или чувствовать, и я взрываюсь. А он уходит с таким выражением умиротворения на лице, словно через мои истории он избавляется от собственного напряжения. Я вижу в этом определенный паттерн.

Благодаря психотерапии мои взрывы и истерики вскоре сошли на нет, я все реже срывалась на крик, и в моем поведении появилось больше достоинства. А еще я стала «разруливать» некоторые ситуации.