Мураками: Вам случалось отменять работу?
Одзава: Случалось по болезни, как в этот раз. Но, как правило, я терплю до последнего, даже если несколько повышена температура.
Мураками: А бывало, что вы разругались, все бросили и ушли?
Одзава: Лишь однажды. В Берлине, в филармонии, примерно на втором году моей работы приглашенным дирижером. Есть такой аргентинский композитор [Альберто] Хинастера, знаете его?
Мураками: Не знаю.
Одзава: В общем, есть такой композитор, и я дирижировал его произведение – «Эстансия». Исполняется большим составом. Маэстро Караян выбрал его по какой-то причине, но сам не исполнял, а поручил мне. Видимо, ему зачем-то нужно было аргентинское произведение. Деваться некуда, я внимательно изучил партитуру и приступил к репетициям. Вторым отделением программы была, кажется, одна из симфоний Брамса – не помню точно какая. В «Эстансии» очень сложная партия ударных. Всего ударных было около семи человек. Из-за сложности я репетировал с ними отдельно. Остальной оркестр в это время ждал. Но у нас никак не получалось – слишком сложный ритм. И тут один ударник, совсем мальчишка, засмеялся. Я разозлился: «Это что за смех?» Но мальчишка так и сидел, не извинившись. Кровь ударила мне в голову, и я заорал: «И это знаменитая Берлинская филармония? Интересно, что вы будете делать послезавтра, на концерте?» Тогда они стали играть еще хуже. Меня это взбесило, я отложил ноты и, коротко бросив: «Перерыв», – вышел из зала.
Мураками: Хм.
Одзава: Затем позвонил своему нью-йоркскому менеджеру [Роналду] Вилфорду со словами: «Все, я уезжаю. Совершенно не могу здесь работать. Извинись за меня перед маэстро Караяном». Уведомил оркестр, что возвращаюсь в Америку, и быстро вернулся в «Кемпинский». В то время Берлин был разделен на Восточный и Западный, и из Западного Берлина не было прямых рейсов в Америку. Надо было делать пересадку. Я попросил консьержа заказать мне билет и начал собирать вещи.
Мураками: Сильно же вы разозлились.
Одзава: Я уже выписался из отеля, и мне оставалось только уехать, когда капельмейстер Берлинской филармонии – ему безмерно доверял маэстро Караян – контрабасист по фамилии Зеппериц и еще несколько музыкантов пришли с извинениями: «Мы искренние просим прощения. Все это время после вашего ухода ударные разучивают фрагмент, который не получался. Не могли бы вы завтра хотя бы взглянуть?» Разве мог я отказать после таких слов?
Мураками: Понимаю.
Одзава: Я снова позвонил Вилфорду и сказал, что останусь еще на день, через консьержа сдал билет… Вот такая история. Это довольно известный случай.
Мураками: В итоге вы исполнили «Эстансию».
Одзава: Исполнил. Вернулся и дирижировал.
Мураками: Клайбер ни за что бы не вернулся.
Одзава: Нет, не вернулся бы. (Смеется.) В моем случае сыграло роль отсутствие прямого рейса в Нью-Йорк.
Мураками: Смогли убедить, пока искали стыковочный рейс. (Смеется.)
Одзава: С момента основания Сайто Кинэн Цеппериц больше двадцати лет руководил в оркестре контрабасами. Недавно он умер.
[Примечание Мураками. Изначально «Эстансия», оп. 8, была написана Альберто Хинастерой как музыка к балету в 1941 году. У Хинастеры это вторая музыка к балету после «Панамби», она по праву считается его визитной карточкой. Полное национального колорита произведение изображает жизнь гаучо и жителей пампы. Впоследствии переработано в сюиту (оп. 8а), которая исполняется в настоящее время.]