Мураками: Жду с нетерпением.
Одзава: В общем, «Так поступают все…» стала моим первым оперным спектаклем. Постановка Жан-Пьера Поннеля. Выдающийся режиссер, но потом случилось это несчастье, когда он спиной упал в оркестровую яму, подорвал здоровье, кажется, повредил позвоночник и вскоре умер. Вообще-то дирижировать должен был Карл Бём, но плохо себя почувствовал – кажется, ему сделали операцию на глаза, – и вместо него дирижировал я.
Мураками: Серьезный уровень.
Одзава: Да. И не менее серьезное волнение. (Смеется.) Все-таки я оперой дирижировал впервые. И маэстро Караян, и маэстро Бём пришли послушать мое выступление. Думаю, они здорово переживали. На репетиции они тоже ходили. Кстати, за год до этого там же, в Зальцбурге, Клаудио Аббадо на той же сцене исполнял «Севильского цирюльника». Это был его зальцбургский дебют. Хотя в Италии до этого ему явно случалось дирижировать операми.
Мураками: Аббадо ведь немного старше вас.
Одзава: Да. Думаю, на год или два. Он был помощником Ленни чуть раньше меня.
Мураками: Как встретила критика «Так поступают все…»?
Одзава: Точно не знаю. Но после этого меня стали приглашать в Венский филармонический оркестр, изредка обращались из Венской государственной оперы, так что, думаю, критика была неплохой.
Мураками: Дирижировать оперой впервые в жизни было интересно?
Одзава: О, невероятно интересно! Это был, кажется, семьдесят второй год. Все, начиная от тенора Луиджи Альвы и заканчивая остальными, были на высоте. Обстановка царила самая дружелюбная. На следующий год я снова исполнял в Зальцбурге «Так поступают все…». Одно произведение там идет два-три года подряд. Затем меня позвали в Зальцбург дирижировать «Идоменеем». Получается, я исполнял две оперы Моцарта. «Так поступают все…» давали в небольшом театре «Кляйнес Фестшпильхаус», где всегда ставят Моцарта, а «Идоменея» – в театре, вырубленном в скале [ «Фейзенрайтшуле»]. Весь мой оперный опыт – это парижская опера «Гарнье» и миланский «Ла Скала». Еще Венская опера. Всего три. В Берлине я с оперой пока не сталкивался.
Мураками: Вы дирижировали оперой, параллельно работая музыкальным руководителем Бостонского симфонического оркестра.
Одзава: Да. Делал перерыв в бостонской работе и ехал в Европу. Работа с оперой длится не меньше месяца. Приходилось на это время брать отпуск. Поэтому я практически не мог ставить новый репертуар – он требует слишком долгого времени. Вот в Парижской опере я ставил много нового. «Фальстаф», «Фиделио». Из старого – «Турандот». Позже мы исполняли «Тоску» с Доминго. И «Святого Франциска Ассизского» Мессиана – мировая премьера.
Мураками: Долгое время опера остается для вас очень важным направлением.
Одзава: Знаете, невозможно представить человека, изначально более далекого от оперы, чем я. Серьезно вам говорю (смеется). Потому что профессор Сайто совсем не учил нас опере. В Японии я практически с ней не встречался. Единственное исключение – я еще учился, когда Акэо Ватанабэ с Японским филармоническим оркестром исполнял «Дитя и волшебство» Равеля. Кажется, это был пятьдесят восьмой год.