Мураками: И что же его так возмутило?
Одзава: Кажется, он сказал, что разбираться в классике еще не значит разбираться в энке[21].
Мураками: Ничего себе.
Одзава: Я тогда, конечно, ничего не ответил, но вообще-то мне есть что сказать. Часто энку называют чисто японским жанром. Музыкой, которую понять и исполнить способен только японец, но я с этим не согласен. В основе энки – западная музыка, и ее можно с легкостью расписать на нотном стане.
Мураками: Ничего себе.
Одзава: Так же как кобуси можно выразить в виде вибрато.
Мураками: То есть если четко и правильно записать ноты, то даже какой-нибудь, скажем, камерунский исполнитель, ни разу до этого не слышавший энку, сможет ее спеть.
Одзава: Верно.
Мураками: Довольно своеобразный аргумент. Получается, что как минимум с точки зрения теории музыки энка может считаться универсальной. Ничего себе.
Беседа пятая
Опера – это интересно
Этот диалог состоялся 29 марта 2011 года в Гонолулу, где мы с маэстро случайно оказались в одно время. Через восемнадцать дней после Великого восточно-японского землетрясения. Во время землетрясения я работал на Гавайях. Вернуться на родину не мог, поэтому мне оставалось только следить за развитием событий по «CNN». С экрана одна за другой на нас обрушивались суровые и мучительные новости. В таких обстоятельствах говорить о радости оперы казалось неуместным, но, с другой стороны, шанс поймать вечно занятого маэстро и подробно с ним побеседовать выпадает нечасто. Поэтому наш увлеченный разговор об опере то и дело перескакивал на обсуждение наболевших тем, будь то сценарий развития событий в связи с аварией на атомной станции или дальнейшая судьба Японии.
Невозможно представить человека, изначально более далекого от оперы
Одзава: Впервые я дирижировал в опере, когда стал руководителем Симфонического оркестра Торонто. Первой моей оперой было «Риголетто» в концертном исполнении. Без театральных декораций. Я был доволен, что теперь у меня есть свой оркестр. Или скорее удовлетворен. Теперь стоило мне захотеть, и я мог исполнить хоть Малера, хоть Брукнера, хоть оперу.
Мураками: Дирижировать в опере, наверное, совсем не то, что в обычном оркестровом произведении. Где вы этому научились?
Одзава: Маэстро Караян настойчиво заставлял меня изучать оперу и даже сделал меня ассистентом, когда исполнял «Дон Жуана» в Зальцбурге. Я мог сыграть на фортепиано любую часть «Дон Жуана». Так что для начала маэстро заставил меня заниматься оперой, назначив ассистентом на «Дон Жуана», а через два года дал дирижировать «Так поступают все…». Мой первый оперный спектакль.
Мураками: Где?
Одзава: Там же, в Зальцбурге. Дело было так. В Америке есть певец Джордж Ширли, великолепный чернокожий тенор. Он прекрасно ко мне относился и предложил сделать вместе оперу. Ему хотелось спеть «Риголетто». Поэтому в Торонто мы исполнили «Риголетто». Было интересно. В Японии мы давали «Риголетто» в «Бунка Кайкан» с Японским филармоническим оркестром, но тоже концертное исполнение. Если задуматься, я ни разу не исполнял «Риголетто» в театральном формате. Через два года, весной две тысячи тринадцатого, в Музыкальной академии Сэйдзи Одзавы планируется оперный спектакль в постановке Дейвида Нисса. Мы работаем с ним больше тридцати лет. Оперу в Тэнглвуде тоже целиком ставил он.